Следующий кадр моего кошмарного фильма — меня кто-то несет на руках. Он очень сильный — так просто поднял и понес… Что-то ласково приговаривает мне на ушко, вроде бы: «Бедная девочка, совсем, как перышко стала легкая». Я не могу открыть глаза, у меня нет сил. Я не вижу того, кто меня несет, но почему-то мне кажется, что это — Матвей. Я думаю о том, что выздоравливать не хочу. Я мечтаю, чтобы всегда вот так, без сил, но на его руках… Я прошу его, не отпускать, не бросать меня. Я шепчу его имя. Я стараюсь ухватить его руками, вцепиться в него, чтобы никогда больше… И все…
Я в машине. На заднем сиденье. Укрытая пледом до самой головы. Тихо играет музыка в салоне. Впереди на пассажирском сиденье сидит мама. За рулем, узнаю по голосу, — Сергей. Они спорят. Мама твердит, что меня нужно отвезти в больницу, потому что температура слишком высокая и падать не желает. А Сергей утверждает, что Павел Петрович сам справится — сделает мне какой-нибудь чудодейственный укольчик… И все…
Окончательный кадр. Я в своей комнате. В зале — мне видно в приоткрытую дверь — за большим столом сидит все мое семейство, кроме детей. Похоже, решается моя судьба. Может, я при смерти? Или у меня неизлечимая болезнь? Или я завалила экзамен, и меня выгнали из института?
Стоп. Если стараться дышать потише, то все отлично слышно, несмотря на включенные в детской мультфильмы. Мама:
— Пусть она проснется и сама решит. Нет смысла обсуждать это.
Аля:
— Мы можем просто ей не говорить. Зачем бередить рану? Она только успокоилась.
Сергей:
— Девочки, милые, вы счастливы со своими мужьями?
Мама:
— Сережа, при чем здесь это?
Сергей:
— Ты слышала, что она шептала, когда я нес ее в машину? Да она в бессознательном состоянии была, а Матвея звала все равно. Просила, чтобы он не уходил, не бросал ее…
Боже, как стыдно! Я Сергея обнимала! Я цеплялась за него! Я его называла… Кто-то слабонервный (не видно отсюда — мама или бабушка) начал всхлипывать. Все-таки мама. Сергей встал из-за стола и перешел на другую сторону — туда, где дверь закрывала обзор. Скорее всего, обнимает ее за плечи — успокаивает.
Алька:
— Значит, нужно сказать.
Роман:
— Конечно, нужно. Пусть поедет. Там — свежий воздух, природа! Ей сейчас это — самое то!
Алька:
— А он?
Роман:
— Он же ищет няньку и кухарку. Вот ему и будет — в одном лице!
Мама:
— Я думала, мама Нелли ему помогает!
Роман:
— На прошлых выходных, когда я был у них, Валентина Игоревна уехала домой — муж приболел. Да и трудно с Даней — не нашла она общий язык с ним.
Голова была удивительно ясной. Я все отлично понимала. Они хотят отправить меня к Матвею. Сердце радостно сжалось в груди. На глазах выступили слезы. Увидеть его? Жить с ним в одном доме? Пусть даже недолго (хоть бы в первый же день не выставил за дверь!)! Я даже на одну минуточку согласна!
Нет! Где гордость твоя, Лиза? Ты не нужна! Никогда не была нужна! Ты — глупая девчонка, с самого детства влюбленная в одного единственного мужчину.
… Я отлично помнила, как увидела его в первый раз. Это было, когда мне только исполнилось десять. Я помогала Але убирать квартиру. Бабушка уехала на операцию в Москву. Мама лежала в реабилитационном центре. Папа… Кажется, уже сидел в тюрьме. Алька терла тряпкой комод и плакала — думала, что я не вижу. Мне казалось, что она из-за бабушки. Вдруг в дверь позвонили. Она изменилась в лице — испугалась, потом обрадовалась, потом, видимо вспомнив о своей ужасной прическе, снова испугалась. Побежала в ванную, потом бросилась открывать. Я смотрела в чуть приоткрытую дверь — это могли быть папины и мамины друзья, а от них — жди беды! Это я понимала с самого раннего возраста.
На пороге стоял мужчина. Взрослый, высокий, красиво и модно одетый. Русые волосы падали на высокий лоб, и он время от времени отбрасывал их рукой назад. Почему-то я запомнила это его движение. И оно всегда казалось мне родным, особенным, присущим только ему одному…
О чем они говорили, я не слышала. Вернее, я слышала, но не старалась понять и запомнить. Я была поражена, очарована, восхищена. Когда он ушел, я забралась на подоконник в нашей комнате и смотрела, как он садится в машину и уезжает.
Потом, когда Аля с Ромой поженились, мы с Матвеем стали часто встречаться.
В тринадцать лет я уже знала, что влюблена в него. В пятнадцать меня накрыло горькое ощущение нашей разницы в возрасте. Он был вдвое старше! Это невозможно! Это нереально! Это — пропасть сколько! Я плакала ночами в подушку. Я страдала. Мои переживания нисколько не мешали учебе — я была отличницей. А еще занималась танцами, училась играть на гитаре, ходила на кружок рисования. И не столько ради своего собственного удовольствия, сколько для того, чтобы однажды поразить своими умениями его сердце. Мне почему-то казалось, что мои способности когда-нибудь будут замечены им. Наивная дурочка! Не о том… не тому учиться нужно было!
А в шестнадцать… В шестнадцать я узнала, что такое целовать его. Если бы воспоминания можно было сфотографировать и повесить на стеночку — этот кадр занимал бы главное место в моей комнате.
… Мы отдыхали на море вместе с Авериными и Пылевыми. Правда, тогда Сергей еще был женат на Ире, а не на моей маме. В тот вечер мы ходили на пляжную вечеринку, где все танцевали. Конечно, рядом было просто море, а у бара, расположенного в тридцати метрах от него — море выпивки. Даже мне Алька разрешила шампанское. Было весело! Огромная толпа отдыхающих, большей частью одетая в купальные костюмы, танцевала прямо на песке. Мы тоже плясали с Алей и Ирой, а мужчины сидели возле бара. А когда началась медленная композиция, Алю тут же обнял Роман, немного позже к Ирине подошел Сергей. Я растерянно стояла одна в самой гуще танцующих. Не знала, куда податься — вокруг кружатся парочки. Сделала пару неловких шагов в сторону бара, и вдруг оказалась в его объятьях…
— Лиза, пошли потанцуем?
Если бы он знал, какой музыкой звучали для меня его слова! Конечно, отказаться я не могла. Он легко обнял меня. Мои руки на его груди… Сквозь рубашку я ощущала жар кожи… Его лицо в нескольких сантиметрах от моего. Я не могла отвести взгляд. Я смотрела и смотрела бы вечно. Я знаю, что виной всему спиртное, выпитое им. А может быть, общая атмосфера — рядом очень многие целовались… Я не закрыла глаза, когда губы Матвея притронулись к моим — не могла пропустить ни мгновенья. А вот его глаза были закрыты — возможно, на моем месте от представлял совсем другую женщину… Он бесстыже обвел языком контур моего рта. Всего несколько секунд. В то мгновение, когда я непроизвольно вцепилась ногтями в его грудь, он резко распахнул глаза и, кажется, даже испугался, увидев меня. Мне было шестнадцать, ему тридцать один. Я уверена, он не придал никакого значения тому поцелую. Зато я запомнила его на всю свою жизнь…
