— Матвей, поезжай домой один. Мы сейчас… хм, разберемся и догоним.
— Вы хоть к ночи-то приедьте домой! А-то дети ваши у нас — Лиза говорила утром, а нам тоже… разобраться нужно.
Но Ромка уже не смотрел в мою сторону — улыбался жене. Судя по тому, ЧТО я знал об отношениях моего брата и его жены, примирение у них будет бурным. Не догонят.
… Старался, чтобы ключ не слишком громко щелкнул в двери. Разулся и разделся незамеченным. Где-то в глубине квартиры слышны были голоса детей, в том числе и Данин. Повернулся от шкафа и увидел ее. После встречи с Алькой, был уверен, что меня ждет примерно такая же встреча, как и моего брата. Уже приготовился объяснять и рассказывать всю правду об Ивановой. О том, что Надежда совершенно безопасный для наших девочек человек. Даже если бы вдруг я или Роман (если предположить на минутку, хотя это и невозможно) обратили на нее внимание в известном смысле слова, то шансов у нас не было никаких. Надина красота была рассчитана совсем не на то, чтобы производить впечатление на каких-то там мужиков. Иванова предпочитала девушек. И уже много лет жила с одной своей подружкой. Поначалу меня немного коробил и удивлял этот факт. Но ее профессионализм, ее креативность, ее рабочие качества, ничуть не уступали мужским. Поэтому пришлось смириться. Ну а трепаться о чужой личной жизни я как-то не привык. Да и со стороны Лизы никогда не возникало вопросов. Но если Алька так всполошилась, с уверенностью можно заявить, что и Лизу успела настроить на ревность.
Но неожиданно для меня Лиза радостно улыбнулась и метнулась навстречу. Я снова, как и два года назад, как тогда перед нашей с ней свадьбой, успел подхватить ее и прижать к себе. И понял, что ее тело обмякло и повисло тряпочкой на моих руках, уже когда ей падение на пол не угрожало.
Испугался очень. Неужели ее болезнь вернулась? Это было очень даже возможно. Более того, врач еще в прошлый раз предупреждал, что она вполне может перерасти во что-то более опасное. Перенес ее на диван в зале, бросился искать нашатырь, как и в прошлый раз — не нашел. Притащил воды из-под крана и плеснул в лицо.
Потом вытирал лежащей тут же на диване Данькиной футболкой мокрое любимое личико, всматривался в широко распахнутые, немного удивленные и испуганные, глаза.
— Что болит?
— Ничего.
— Голова кружится?
— Да нет, вроде бы. Я просто очень-очень обрадовалась и в глазах потемнело… от счастья, наверное.
— Завтра к врачу поедем.
Она яростно замотала головой.
— Не-ет! Только не это! Не хочу снова, — на глазах выступили слезы, и мне было так до боли жаль ее, что подняв с дивана, усадил к себе на колени, как маленькую девочку и стал раскачиваться вместе с ней, гладя по русой голове.
— Милая моя, хорошая моя, любимая моя, девочка, все будет хорошо. Правда.
… Хотел войти в кабинет гинеколога вместе с ней. Но меня почему-то не впустили. Вместо милой доктора-женщины за большим столом, заваленным медицинскими картами и всякими-разными бумажками, сидел молодой брутальный, блять, мужик в белом чепчике и таком же халате!
Пока я метался возле двери, с ужасом представляя себе, как моя женщина сейчас вынуждена будет раздеваться перед ним (да что там раздеваться!), меня обступили тетки, ожидавшие своей очереди под кабинетом.
— Мужчина, чего вы мечетесь-то так? Иван Максимович — замечательный врач, обходительный, ласковый, не то, что другие. Ничего плохого он вашей жене не сделает, наоборот…
Женщина с красивыми седыми волосами, уложенными мягкими волнами на бок, та, что следующая за Лизой, с улыбкой заглядывала мне в глаза. Ласковый? Обходительный? Иван, говоришь, Максимович? Да что это за мужики-то такие, которые в гинекологи идут? Мужская это разве профессия — извращенцы просто! Целыми днями бабам в трусы заглядывают! Пока размышлял, что ответить, дверь в кабинет распахнулась и оттуда ко мне шагнула сияющая Лиза. Бросился к ней, схватил за руку, в которой были зажаты какие-то бумажки:
— Все в порядке, да? Ничего нет?
— Есть. Кое-что есть. Ребеночек есть. Ты скоро станешь папой!
46
Спешу из булочной. Ботинки на ма-аленьких каблучках. Но каблучки эти все равно постукивают по асфальту — отбивают ритм моей безумной спешки. Догнать их! Хочу увидеть, как проснется наш зайчик! Это — самый милый, самый любимый мой момент!
Хлеб? Купила. Батон на бутерброды для Дани? Купила. Печенье для зайчика? Купила. Что же еще? Все-таки, кажется, что-то забыла… Ах, да! Стирку забыла вытащить и развесить! Вот дурная голова! Ну, ладно, потом, все потом…
Свернула в парк. Все дорожки листьями усеяны, шуршат под ногами, к ботинкам моим замшевым липнут. Красотища! А во-он и они! Да. Они, это точно. Матвей в черной спортивной куртке — в ней всегда гулять с нами ходит. Жаль, что не каждый день. Но что поделать — работа! Но сегодня-то папа с нами. А ярко-желтую коляску на фоне листьев золотых все равно издалека видно!
Спешила. Но, видимо, зря. Потому что Матвей склонился к ребенку, скорее всего меняя положение в коляске, что-то приговаривая. Ускорила шаг. Точно.
— Доченька моя проснулась! Маленькая… Зайка моя… Сейчас папа тебя посадит, будешь смотреть на мир! Нет. Нет, только не плакать! — ласковый тон сменился испуганным. Матвей выдернул из коляски Машуню и всхлипывания тут же прекратились! Хитрая девчонка! В восемь месяцев так манипулировать взрослыми! Но маленькие глазки уже углядели приближающуюся меня. Снова скривился ротик и раздался грозный громкий рев.
— Да что ж это такое? Что не так-то? Может, держу тебя не правильно? — папа испугался не на шутку.
— Да, правильно ты держишь, папочка, просто она меня узрела! Будет вопить, пока я не возьму.
— Фух, а я испугался! Ну бери тогда быстрее, а-то всех собачников распугает!
Взяла, успокоила, попоила, засунула в рот спасительницу-соску и запихнула в коляску — нечего концерты тут закатывать.
— Так, зайка, сиди и смотри!
— Да-да, сиди и смотри, как папа любит твою маму! — Матвей притянул меня к себе за длинный шарфик, которым была обмотана моя шея. — Лиза, а может, к Марине ее отвезем? А? Пошли в кино сходим? Или просто наедине дома побудем? Я соскучился!
— Соскучился? Так ведь мы и не расставались!
— Ага! Вчера ты с ней спала, — он осторожно ткнул пальцем в пухлую щечку. Машка захохотала! — Видишь, она еще и смеется надо мной! Скоро будет говорить: "Мама моя, убери от нее свои грязные руки!"
Ребенок увлекся разглядыванием огромного сенбернара, которого мимо нас вел на тоненьком поводке старенький маленький дедушка, и Матвей все-таки поцеловал. Ну и пусть, что люди вокруг! Мне, вообще, это безразлично! Я люблю! Обожаю его! И ее! И Даню!
Стоп! Даню же пора из школы забирать! Е-мое, совсем забыла! Попыталась отстраниться, но не тут-то было — еще крепче прижимает к себе, и руки уже нетерпеливо и уверенно спускаются вниз на ягодицы, чтобы притянуть ближе, чтобы дать мне прочувствовать все его желание, все нетерпение, всю любовь ко мне…
