— Матвей, ты что делаешь, тут же люди! — а сама-то дышу, как загнанная лошадь! И руки… Вот как они, бессовестные, под его курткой оказались? Более того, под футболкой даже?
— Машку везем к Марине.
— А Даню? Его из школы пора забирать!
— И Даню — к Марине! До вечера! Звони давай, спрашивай, чем твоя мать занимается?
— Чем она занимается? Выходной у нее. И у Сережи… был выходной.
— Ах, выходной! Так он через полчаса закончится, обрадуй их! Давай, ты с коляской к дому, а я в гараж за машиной!
Эпилог
— Лиза! — истошный крик Анютки отразился, кажется, от самих стен и высокого потолка в доме Авериных-старших и звуковой волной настиг меня на самом выходе из комнаты. Поворачивалась с опаской. — Да, Лиза, же!
— Ну, что еще? Ты сама вызвалась присмотреть за Машей! Вот и смотри! У меня пирог горит!
— Лиза, у нее что-то во рту! Кажется, дождик сожрала! — Анютка пыталась раскрыть ребенку рот, нажимая на маленькие челюсти с обеих сторон пухленького личика. Машуня бешено крутила головой, стараясь отцепиться от своей молодой назойливой тетушки.
— Аня, нельзя так говорить — "сожрала", это же — ребенок! Говори — съела! — конечно же, пирог был забыт. Я вернулась назад в гостиную, где в самом уголке большой комнаты Анечка и Маша наряжали огромную искусственную елку. Ну, как наряжали? Больше раскидывали, чем развешивали. Стеклянные игрушки уже были нами размещены в основном в верхней части красавицы-елки, чтобы неугомонная девчонка не достала. Ну а пластмассовые и ватные (да, это чудо непонятным образом сохранилось в нашей семье!) девчонки пожелали развесить сами.
Нужно было готовить ужин — скоро все семейство явится, но дождик во рту — это, конечно, важнее!
Взяла на руки мою зайку. Она радостно запищала что-то непонятное, но явно жалобное — обиделась на Анютку. Осторожно засунула в ее ротик палец и вытащила целый комок малинового серпантина!
— Ах, ты, маленькая негодница! — пригрозила пальцем скривившейся и готовой разреветься дочке. — Зачем сожрала гадость? Накажу! Деду Морозу позвоню, чтобы подарок тебе не привозил!
Анютка, естественно, не могла смолчать и не прокомментировать:
— "Сожрала", "гадость" — можно разве при ребенке говорить? Эх, ты, мать называется! А Дед Мороз — это вообще запрещенный прием!
— Ладно уж, молчи, защитница! Все, серпантин извлечен — операция прошла успешно. Смотри, чтобы снова не наелась. Я пошла, а то мама твоя звонила — скоро уже!
Аня согласно кивнула и, подхватив на руки малышку, направилась с ней к елке.
Обернулась на них у самой двери — похожи, как сестрички, только с разницей в четырнадцать лет! Светловолосые — в своих мам, кареглазые — в отцов! И милашки какие!
На кухне царил беспорядок — трудно готовить и сидеть с ребенком (ну ничего — сейчас приедут мама с бабушкой и помогут прибраться!) Да еще и обед будет праздничным. Не новогодним, но праздничным. Новый год только завтра. А вот прибытие из роддома очередного мелкого члена нашей растущей, как на дрожжах, семейки, отложить до завтра не получится! Выписали, наконец-то!
Естественно, все рванули в роддом — забирать Алю! Вот, кто-кто, а Аверины-старшие совсем не собирались рожать еще одного — Аня и Антон уже совсем взрослые. Но, узнав, что это случилось, что Аля неожиданно забеременела, погрустили пару дней и решили рожать!
Бабушка с Павлом Петровичем уехали покупать кое-какие продукты и приданое малышу. Вот не понимаю это глупое суеверие, что, якобы, плохая примета заранее готовиться к рождению ребенка! Я, например, сама все для Маши покупала — от одежды до кроватки и коляски! Но мама с бабушкой и Алей решили действовать по старинке. Не удивлюсь, если сейчас бабушка притянет какую-нибудь винтажную коляску из кожзама! Или забудет самое необходимое! Правда, на всякий случай, кое-что, из чего Машуня уже выросла, я уже перевезла сюда, благо, что уже неделю живу в их доме на правах хозяйки.
Дело в том, что мы с Матвеем решили переселиться поближе ко всем нашим и купили небольшой домик неподалеку от маминого. Купили недавно, квартиру пришлось продать — не хватало средств. Сейчас мой муж в экстренном порядке ремонтирует и перевозит вещи в наше семейное гнездышко. А я здесь с детьми, чтобы не мешаться, ну и Роме помогать… Жду и безумно скучаю по мужу…
… За окном во дворе послышался шум мотора! Неужели приехали уже? Выглянула в окошко — в автоматически открывшиеся ворота въезжала целая вереница машин: Роман, потом Павел Петрович, и последний — Сергей с мамой. И всё. И ворота закрылись. Схватив куртку, выскочила встречать в одних комнатных тапочках на крыльцо. Снег валит! Словно решила Зимушка-Зима сразу в один день засыпать на целую зиму вперед наш, замерший в ожидании чуда, город.
Откуда-то из снежной кутерьмы донесся громкий голос бабушки:
— Лиза, куда же ты выскочила полуголая! На снег, на мороз! Быстро назад в дом, застудишься!
Вот ведь, какая! Все видит, а жалуется на зрение! Я ее еще и не разглядела в такой круговерти! А она даже то, какая одежда на мне, увидела!
— Бабушка, я же одетая! Ну, где вы там? Давайте, я дверь держу!
Сначала на крыльцо горохом высыпала толпа мальчишек, возглавляемая, одетым в красную лыжную куртку, Антоном Авериным. Антон тащил целое облако из золотистых шариков, на каждом из которых красовалась надпись: "Спасибо за дочку, любимая!" Дети наперебой требовали у старшего и самого опытного члена своей маленькой группировки запустить шарики в небо, надеясь, что они смогут справиться со снегопадом и улететь, но Антон был непреклонен:
— Вот снег прекратится и запустим! Ну, вы, как маленькие! Куда они полетят-то? Разве что в сугроб!
Отряхнула мальчишек, от избытка чувств поцеловала в щеку немедленно вытершегося Даню (совсем взрослый стал — не любит нежности!) и запихнула всех в дом, чтобы впустить в холодный коридор следующую порцию родственников.
Бабушка с пакетами продуктов, Сережа с коляской, Павел Петрович с какой-то бумажной коробкой, явно тяжелой, в руках, мама опять с пакетами, Аля с цветами… Целую ее, обнимаю, поздравляю:
— Алечка, а где же наша малышка?
Она резко оборачивается назад и кричит на весь двор:
— Рома, хватит уже любоваться, тащи ее в дом — кормить пора!
Наконец, на крыльце появляется сияющий Роман (подожди, подожди, за четырнадцать-то лет отвык, наверное, от бессонных ночей и детского ора!). Процедура повторятеся — целую, обнимаю, и даже в мыслях не держу рассматривать ребенка на холоде, но он все равно предупреждающе говорит:
— Даже и не думай открывать личико на улице — заболеет!
— Нет-нет, Ромочка, что ты! Неси уже в дом скорее!
Всё. Все зашли. Тишина — дверь-то в дом закрылась. Шум, он там, внутри большого гостеприимного дома, наполненного радостью и счастьем. Дома, где меня любят, где все, кого я люблю. Почти все. А здесь я одна. Подняла вверх лицо, ловя губами снежинки… И вдруг услышала совершенно неожиданное:
