- Добрый день, - я поздоровалась со всеми присутствующими, подходя к малышке, которая даже не подняла взгляд, когда посторонний вошел в палату. – Добрый день, Лера. – Я подошла вплотную, чуть загораживая свет, чтобы привлечь ее внимание.
- Добрый, - поздоровалась девочка, отрывая взгляд от листа бумаги, зафиксированного скрепками на обычном картоне.
- Меня зовут Алина, я работаю вместе с твоим папой, - начала я, честно говоря не решаясь назвать себя ни подругой, ни девушкой, ни, тем более, невестой. – Твой папа сейчас в коридоре, разговаривает со следователем. Меня он попросил передать тебе одежду и еду.
- Спасибо, - нерешительно ответила она.
Сразу засунув нос в пакеты, Лера откинулась обратно на кровать, недовольно покусывая губы.
- Все в порядке? – все же уточнила я, расставляя на столе принесенный обед.
- Можно вас попросить о помощи? – она подняла на меня свои глазки. «Папина копия» - пронеслось в моей голове, но в ответ я лишь кивнула.
В чем причина недовольства я поняла сразу. Мы особо не выбирали вещи, взяли то, что показалось нам наиболее удобным для ношения в больнице – легинсы и футболку. Но, учитывая загипсованную руку, надеть все это великолепие будет не так просто.
Некоторое время пришлось повоевать с робой, потому что сниматься она никак не хотела, а потом пришлось «изобретать велосипед». В смысле придумывать способ, как просунуть в довольно узкий рукав футболки загипсованную руку и как просунуть голову, никак не повредив тюрбан. Задача была не из простых, но мы справились.
Возликовавшие, но изрядно вспотевшие, мы победоносно хлопнули по рукам, решая что теперь нам и море по плечо. В смысле можно приступить к полноценному обеду. От мяса и сладкого Лера отказалась сразу, зато бульон пришелся ей по душе. Перелив в большую чашку – чашек меньше чем супная тарелка в доме Андрея видимо не водилось принципиально – мы обе устало привалились к стенке у кровати.
Я не знала что говорить, Лера тоже не особо жаждала общения, все чаще прикрывая глаза от усталости.
- Приляг, - посоветовала я, когда с бульоном было покончено. – Наверное тебе стоит отдохнуть.
Без лишних вопросов, Лера легла в кровать, вновь берясь за рисунок. Мельком заглянув я обомлела. Очень качественный набросок, выполненный приличной техникой. Конечно, были огрехи, но сам факт того, что у Леры такой талант – а это был именно талант, а не просто набитая рука – поражал.
- Вот здесь необходимо подправить крыло, - посоветовала я. Голубь, которого так старательно вырисовывала девочка был превосходен, но, с анатомической точки зрения, получился небольшой конфуз - крыло было задрано слишком высоко.
Бросив на меня удивленный взгляд, Лера без лишних объяснений «спустила» крыло на положенное ему место, лишь взглядом спрашивая: «Ну как?». Я кивнула.
- Вы художница? – все же спросила она то, что видимо ее терзало.
- Не совсем. Я рекламщик, но очень долгое время рисовала. Да и сейчас, нет-нет, да сяду за мольберт. Я больше по пейзажам. – Неожиданно призналась я.
- А я по животным. Как называется художник, рисующий животных?
- Анималист, - ответила я.
Папа ворвался в палату с непроницаемым лицом.
Лерка, которая только минуту назад сидела рядом со мной и со спокойным видом обсуждала преимущества пейзажистов от маринистов подскочила с кровати, бросаясь в родные объятия.
- Папочка… - всхлипнула она. Потом еще раз. Потом еще. Истерика набирала обороты. Лера рыдала спрятав лицо у папы на груди. Что-то пыталась говорить, но из-за всхлипов было не понятно что именно. Андрей держался разве что на честном слове. Наверное только мое присутствие или не желание оконфузиться рядом с дочерью сдерживало его от слез.
- Все хорошо, теперь все будет хорошо… - шептал он ей, нерешительно поглаживая по забинтованной голове. – Девочка моя, теперь все будет хорошо.
Лера кивала, верила, но остановиться уже не могла. Словно открылся кран, в котором все никак не заканчивалась вода.
Соседи по палате – две мамочки с совсем маленькими детьми, да девочка лет двенадцати – удивленно смотрели на эту картину.
- Так, что за слезы? Что за истерики? – окрикнул строгий голос медсестры. – Успокоительное надо?
- Нет, - качнула головой я, здраво полагая, что от успокоительного будет не легче. Ей надо выплакаться в родное плечо.
- А может все таки надо? – нерешительно подала голос одна из мамаш. – Ее вон колбасит.
- Сейчас успокоится, - заверила я, задним умом думая, а имею ли я право решать что за Андрея и Леру, но истерика и правда через пару минут стихла, оставляя лишь всхлипы, да судорожные попытки привести дыхание в порядок.
- Теперь все будет хорошо, Лерок, – напоследок пообещал папа.
После выматывающей истерии, Лера уснула сразу. Андрей сидел с ней рядом, гладил по голове и молчал.
- Я, наверное, поеду домой, - все же произнесла я.
Долгое молчание, а потом нерешительный кивок. Поцеловав в уголок губ, я покинула палату, оставляя отца рядом с дочерью.
Глава 9.
Дома было тихо. Моих мальчиков не было. Видимо опять умотали на какую-то супер выставку или в лего-центр.
Весь остаток дня я пыталась чем-то заниматься. Приготовила ужин, убиралась в квартире, даже, впервые за очень долгое время, сев за мольберт я все думала о Лере. И Андрее, куда же без него?
Две смски пришли одновременно. Одна – от бывшего мужа. Вторая – от Андрея.
«Останемся у моей мамы» - сообщал мне бывший супруг.
«У Лерки остаться не позволили, выгнали из больницы. Еду домой» - гласила вторая.
А я, собственно, еще даже не дочитав его сообщение уже заказала такси.
В машине я себя спрашивала, а правильно ли я поступаю, самостоятельно ныряя в омут куда более чем серьезных отношений, но поделать с собой я уже ничего не могла. Меня тянуло к Андрею с небывалой силой. Порой, даже недолгая разлука вгоняла в уныние, а мимолетные встречи на совещаниях или просто на этажах фирмы заставляли сердце радостно трепыхаться. О чем я только думаю? Мне почти тридцать лет! Я взрослая самодостаточная личность, а веду себя хуже девочки подростка в первую влюбленность.
Вплоть до дома никаких трудностей не было, пока я не вспомнила, что номер квартиры так и остался для меня тайной. Постояв под дверью несколько минут, я не придумала ничего лучше, чем позвонить Андрею. Сказать что он был удивлен – ничего не сказать. Спускался за мной он самолично.
- Ты что здесь делаешь? – все-таки спросил он, помогая снять изрядно промокшее пальто.
- А ты не рад? – вопросом на вопрос ответила я. – Соскучилась. – Все же пришлось признать, потому что смотрел он на меня изумленно.
