Словно прочитав мои мысли, Шон скользнул кончиками пальцев по спине и, получив молчаливое одобрение, осмелел, задирая майку, поглаживая животик, подбираясь к груди. Я развернулась к нему спиной, вжимаясь попкой, и, подняв руки, ласкала его шею и затылок, подставив свою шейку под поцелуи. Я вспыхивала от его ласк, наполняясь медленно, без спешки, наслаждаясь процессом, потеряв счет времени.
Вдруг меня что-то отвлекло. Какой-то мужик, слегка пьяный, шел по улице и, увидев нас, замер в ступоре с отвисшей челюстью, переводя остекленевший взгляд с одних на других.
Я как бы увидела все его глазами. Двое бандитов, один в черной коже, другой попроще, то ли целуют, то ли облизывают грудь голого по пояс обалденно красивого брюнета, лежащего на капоте «хаммера»; в нескольких шагах две девушки, сошедшие со страниц «Плейбоя», обнимаются и обмениваются короткими поцелуями; а чуть в стороне молодой Бред Пит вовсю тискает Монику Белуччи…
И-и-и-и… Я не могу…
Меня скрутило пополам от смеха, и я прикладывала все усилия, чтобы не хрюкать, как недавно Седрик. И-и-и-и-и…
Венди отвлеклась, посмотрела на мужика, на меня, потом на Седрика и волков, прекративших свое занятие, и все поняла.
– Мужик, ты пьян, у тебя глюки, видится всякая фигня, – с этими словами она коснулась его лба. – Иди куда шел.
Мужик пошел, потирая лоб и что-то бормоча про коктейли и какого-то бармена. Я продолжала ржать, как никогда за свою долгую жизнь, хотелось упасть наземь и кататься, стуча ладошкой.
Шон поначалу несмело пытался меня успокоить, но когда засмеялась Венди, его тоже пробило, четвертой была Ники, и ее смех был подобен звону колокольчиков. Руман зло поглядывал на нас, подыскивая едкие слова, но Тони беззвучно трясся, гася смех, а потом и Седрик, молча посматривавший на нас, тепло улыбнулся и по-отечески потрепал своих волков по макушке. Это успокоило Румана, а Тони совершенно по-собачьи прильнул, выпрашивая ласки.
Нет, в том, что творилось в этом переулке, не было ни грамма секса – теплая смесь взаимовыручки, нежности и добровольного подчинения, но никак не желания обладать кем-то целиком и полностью, продолжая род.
Отсмеявшись, мы сошлись вместе.
– Ну что, пустишь переночевать? – спросил Седрик. – Я все же не рискну ехать сейчас через весь город.
Я отрицательно покачала головой.
– Не вижу смысла сносить всю свою защиту, пуская тебя в дом.
Седрик понимающе и как-то уважительно ухмыльнулся. Иногда этих черных просто невозможно понять.
– Хочешь, заезжай в переулок, и досыпайте ночь в машине, – предложила я, – Вряд ли вас здесь кто-то тронет.
– Да, так и сделаем, – он мрачно покачал головой своим мыслям.
– Что? – спросила я.
– Франс слишком слаб для князя. Он так долго им был лишь потому, что чужие мертвяки не рисковали соваться к нам, а теперь… Опять кто-то прискачет, свалит его, и будет новый Алехандро. Да еще эти Алехандроские птенцы… Не факт, что Франс с ними быстро разберется.
– А почему слаб? Ведь они тогда с Генрихом все время сменяли друг друга?
– Сменяли… Генрих был в их связке сильнейшим, он просто так развлекался, отдавая власть своему наперснику и забирая ее. Когда пришел Абшойлих, Генрих смог как-то переподчинить всех своих выкормышей и отпущенных птенцов Франсу, а его самого эвакуировать куда подальше, и принял бой. Франс не лидер и не вожак, он наперсник, усаженный на трон.
Я не сдержалась и ласково погладила по голове встревоженного всеми этими мыслями Седрика.
– Подумаешь об этом завтра, – сказала я ему.
Седрик посмотрел мне в глаза, устало улыбнулся и поцеловал в щеку, дружески погладив по спине.
– Розочка… – тихо сказал он.
Да, похоже, это максимальное проявление благодарности и признательности, на которое он способен: на пару минут прекратить добиваться своих интересов, не защищаться и не нападать.
Седрик побрел к машине, и Руман вместе с ним, а Тони, задержавшись, взял меня за руку и поднес ее к своему лицу, мне как-то ничего другого не оставалось, как почесать его за ухом, оборотень блаженно сощурился, подставляясь под почухивание.
– Ти-Грей, – окликнул Седрик.
Тони, виновато вздрогнув, быстро облизнул мои пальцы и побежал к хозяину, тот отвесил ему профилактический подзатыльник, и они все втроем сели в машину.
– Что происходит? А? – растерянно спросила я.
– Думаете, вам надо сманивать этого волка? – осторожно спросил Шон.
– А я его сманиваю?! Сам лезет.
Срочно… Срочно расспросить вожака свободной стаи о поведении Тони…
Мы вчетвером пошли к лестнице, а «хаммер» въехал в переулок и сонным медведем расположился в нем.
Дом, милый дом… Войдя, я прислушалась, все ли спокойно, заглянула в флерсную – все трое мирно спят, проведала Ландышей, отдав им остатки зеленой силы, и вышла к своим измученным гостям. Девчонки были настолько уставшие, что даже не подумали о душе. Шон раздвинул диван, и когда я вынесла подушки и простыни, они просто скинули с себя лишнее и тут же уснули, обнявшись.
Что же делать с Шоном? В свою кровать я его укладывать не хочу – привыкла спать одна, а кроме дивана ничего и нет…
– Не беспокойтесь обо мне, я посплю в кресле, – сказал он.
– Да? Хорошо, – и я благодарно погладила его по щеке, отдавая каплю силы.
Душ и спать. Засыпая, я подумала о том, что утром в моем доме будет форменный дурдом: пять флерсов, две divinitas и инкуб… и я в придачу… Это будет даже не комедия, это будет фарс.
Я так и уснула с улыбкой…
