– Что-то ты так много наговорила, что в твоей действительности и нереальности я запутался, – недовольно скривился хранитель.
Он не выспался, и даже семечко бориностика не смогло привести его в хорошее настроение, так как на третий день этот необыкновенный вкус уже казался обыкновенным.
И вообще, кто придумал назвать бориностик едой? Фиччик с тоской вспомнил толстенные румяные оладьи и дымящуюся яичницу с ветчиной, а еще блинчики с кленовым сиропом, и вкуснейшую молочную кашу, и… много еще чего.
Изголодавшийся хранитель отчаянно хотел нормальной еды, и кровати, и ванной, где можно умыться и почистить зубы. А еще солнца, звезд и неба над головой вместо этой неизменной серости. Фиччик сейчас обрадовался бы даже темноте – хоть какая-то смена обстановки.
Но все это оставалось пока в его мечтах, поэтому он хмурился, дулся и злился в глубине души на весь белый свет.
– Мне сегодня приснился Празет. Но не такой, каким мы привыкли его видеть. Его волосы были совершенно седы, без единой каштановой пряди. И он, одетый в длинный балахон, летал высоко над землей. А насколько я помню, у Празета первый дар водный, как у моего отца. Его окружала искрящаяся дымка, словно наполненная золотой пылью. В ней метались неясные дрожащие тени, которые вдруг принимали человеческий облик. Этих людей-теней вокруг Празета было много, и все они были разные. Сначала я увидела ребенка в пеленках, играющего с перламутровой раковиной. Он громко задудел в эту раковину, так что мама, сидевшая с ним рядом, аж подпрыгнула. Затем я увидела красивого мальчугана с длинными синими волосами. Он стоял на доске на гребне высокой волны и с громким криком летел по океану. Потом это был уже юноша, и я своими глазами увидела, как цвет его волос сменяется на каштановый. Он не знал об этом, но ему сказали друзья, и он заторопился домой, чтобы посмотреться в зеркало. Убедившись, что волосы поменяли цвет, он так подпрыгнул от радости, что позавидовали бы жители Кристаллиума. Затем это был уже взрослый мужчина в окружении оравы детей, которых он сажал к себе на колено и обрабатывал их бесконечные ссадины и царапины золотистой мазью.
Я, конечно, подумала, что это сон. Но потом Празет позвал меня, очень настойчиво. Он велел проснуться и выслушать его. В своем сне я проснулась и вылезла из-под твоих крыльев. И тут же замерзла. Я бы решила, что это не сон. Но Празет продолжал парить над землей.
– И что он тебе сказал?
– Он сказал, что выхода отсюда нет…
– Как нет? – ахнул хранитель.
– Погоди! Я тоже сначала расстроилась, но он продолжил: «Выхода отсюда нет, но он есть».
– Ерунда какая-то! – разозлился Фиччик.
– Я тоже не поняла. Тогда Празет сказал, что у меня есть все, чтобы выбраться, нужно только вспомнить и найти. После этого он поднялся вверх и исчез, а я почувствовала, что очень сильно замерзла. И в ту же секунду оказалась под твоими крыльями. Согрелась и опять уснула. И не пойму: что это было? Реальность или сон?
Фиччик задумался так сильно, что его уши немного напряглись и покраснели у самых кончиков.
– Почему именно Празет? И что значат эти люди-тени? Как я понял, он показал тебе свои лучшие воспоминания. Тот мальчуган – это был он, только в детстве. Я слышал, что, когда драгомирец собирается в мир забвения, он сначала прощается с родными, а потом ночью к нему приходят тени жизни, и он видит себя с рождения до старости. Эти тени приносят ему самые дорогие воспоминания. А тут Празет почему-то показал их тебе. Зачем?
Луна пожала плечами.
– Я, конечно, не хочу думать об этом, но… меня все это пугает.
– Не выдумывай! Мы же только вчера видели, как он помогал освобождать животных из слизи. Не мог же он умереть за одну ночь! Только если бы использовал всю свою силу без остатка. Но за ним постоянно следят другие целители, ему бы никто не позволил этого сделать!
– Да, ты прав. Папа никогда не допустит, чтобы с Празетом что-то случилось. Будем думать, что он как-то смог проникнуть в мой сон и его слова что-то значат. Или все это – просто мое разгулявшееся воображение.
– Но подумать, что там у тебя есть, все же стоит, – сказал хранитель.
– А что у меня есть? Что мы еще не пробовали? Я эту стену уже и огнем, и водой, и воздухом пробовала. И пыталась с помощью корней выкопать проход под землей, и взлететь высоко вверх. Бесполезно!
– Может, все это объединить? Ведь смогла же ты поразить Жадеиду одним-единственным шаром. Может, это и имел в виду Празет? Ведь только у тебя есть четыре дара. Даже четыре с половиной, себя ведь ты лечить умеешь.
Фиччик все больше увлекался этой идеей. Уныние как рукой сняло, а сливовый нос уже чуял запах жареных пирожков с яйцом и сыром.
– Но как я его сделаю? Мы решили, что я начну создавать такие шары, когда освою основы всех стихий. А тогда я даже не поняла, как он вообще получился.
– Здесь у тебя целый бесконечный коридор. Можно хоть все время экспериментировать. Что мешает?
– Попробовать можно. Даже если я превращу стену в нерушимый камень, как Жадеиду, – хоть какая-то смена пейзажа. Может, тогда стена станет видимой для драгомирцев? Только ты отойди подальше, чтобы ненароком не зацепило.
Фиччик отлетел за спину Луны и сел на толстую ветку.
Девочка сосредоточилась и представила, что воздух вокруг стал плотным и эластичным. Она осторожно слепила из него аккуратную серебристую сферу. Делать оболочки для магических шаров она научилась быстро, проблемы у нее пока были с их заполнением. Луна не всегда могла подсадить внутрь огонь, а тут нужно было все четыре стихии собрать в одном месте.
Сфера выглядела как большой мыльный пузырь и слегка дрожала в руках. Серебристые блестки переливались и искрились. Даже без содержимого шар был красив.
– И что значит – выхода отсюда нет? Может, Празет имел в виду, что надо прекращать беготню по коридору, который никогда не закончится? И как-то пробиваться сквозь эту желеобразную стену?
– Я тоже так думаю, – согласился Фиччик. – Ты давай не отвлекайся, а то шар уже пританцовывает. Видимо, устал ждать.
– Ну что же, попробуем, – вздохнула девочка.
Честно говоря, ей было страшно ставить такие эксперименты в одиночестве, без Аметрина, Гелиодора и отца, которые всегда приходили на выручку, если что-то шло не так.
Сначала она вызвала небольшой воздушный вихрь, посадила его на ладонь и старалась держать в центре, следя, чтобы он не спрыгнул на землю. Затем, отдав сферу хранителю, другой рукой добавила в вихрь несколько капель воды. Тот попытался отряхнуться, брызги полетели во все стороны. Но девочка настойчиво добавляла воду. Устав бороться, вихрь смирился. Вода исчезла внутри него, но лишь на краткое мгновение. Что-то загудело, и вот уже водные струи, тесно переплетаясь с воздушными, закрутились в синхронном танце.
– Поосторожнее! – воскликнула Луна, пошатнувшись от этой пляски. – А то вы меня опрокинете!
