– Ладно, подумаем об этом после, а пока надо выбираться, – решительно сказал Эгирин.
Тут до друзей донеслось лязганье металла и наверху распахнулся люк. Громкий голос закричал:
– Наконец-то!
– Всё правильно рассчитали, – ответил ему другой.
Немного раньше в Драгомире произошло следующее.
Когда Гиацинт в очередной раз огрел плетью свою перекрашенную в черный лошадь, та взбунтовалась и встала на дыбы, скинув всадника со взмыленной спины. Потом, даже не оглядываясь, она поскакала в сторону Сафайрина, чтобы в ближайшем водоеме смыть с себя эту черную краску вместе с позором, который навлек на нее хозяин.
«Бывший хозяин», – подумала кобыла и победно заржала, тряхнув гривой, в которой вновь начал зарождаться огонь.
Гиацинт, оглушенный после удара, сидел в пыли, потирая ушибленную спину. Через секунду он забыл про боль, осознав, что черные книги и Обсидиан остались в сумке, притороченной к седлу! Испугавшись темного пятна, которое скрыло его символ, он инстинктивно переложил книги подальше от себя, в седельную сумку.
Гиацинт вскочил и яростно закричал, подзывая стражников. Он вышвырнул из седла воина, который первым подъехал к нему, взлетел на коня и скомандовал:
– Половина отряда в портал, половина за мной. Поймайте девчонку! Лично спрошу с каждого!
Гиацинт понесся догонять свою перекрашенную кобылу. Он привычно хотел хлестнуть чужого коня плетью, но подумал, что и этот может взбунтоваться и сбросить его. Тогда самозванец наклонился к уху животного и стал умолять скакать быстрее.
Уговоры подействовали лучше ударов. Конь развил такую скорость, что закладывало уши. Через несколько километров впереди показался силуэт черной кобылы. Та, оглянувшись, увидела погоню.
Но она была не только своенравной, но и умной, поэтому сразу догадалась, что нужно ее бывшему хозяину. Лошадь свернула с дороги и, проломившись сквозь кусты, остановилась у большого дерева. Выбрав прочную ветку, она наклонила голову и продела петлю сумки так, чтобы та надежно повисла на ветке. Затем изо всех сил рванулась в сторону. Ткань затрещала, и сумка с пауком и книгами осталась висеть на ветке.
Освобожденная кобыла довольно заржала и не разбирая дороги понеслась прочь. Гиацинт к тому времени уже подъехал достаточно близко и видел все, что произошло. Он направил коня в заросли. Но тот встал как вкопанный, наотрез отказываясь лезть в чащу.
– Да что ж такое! – в сердцах крикнул самозванец и спрыгнул на землю.
Ушибленная при падении спина сразу же напомнила о себе резкой болью. Капли горячего пота выступили на лбу. Гиацинт разогнулся и с надеждой посмотрел назад. Но его воины были еще далеко. Ждать их – значит терять драгоценное время. Он с трудом выпрямил подкашивающиеся ноги и, запахнув поплотнее плащ, полез прямо в заросли. Колючие ветки вцеплялись в волосы и царапали лицо. Но Гиацинт, нагнув голову, упрямо продирался к дереву. И лишь схватив драгоценную сумку, он позволил себе глубоко вздохнуть.
Однако самозванец тут же вспомнил, что нужно торопиться в портал. Он вновь вскочил на коня, и дикая скачка продолжилась. Вскоре Гиацинт с бешено колотящимся сердцем влетел на территорию портала. Стражники уже окружили башню. Часть из них сидела на крыше, где располагался люк.
– Кто-то осуществляет переход, – возбужденно закричали они.
Приложив руку к древней башне, Гиацинт с восторгом ощутил пульсацию.
– Я все правильно рассчитал! – с триумфом прокричал он.
Забыв обо всем, он взбежал по винтовой лестнице наверх и, когда башня перестала пульсировать, распахнул крышку люка:
– Наконец-то!
12
На Луну и ее спутников упал тусклый дневной свет из люка. Солнца не было, небо в Драгомире по-прежнему оставалось низким и серым. Видимо, Эссантия так показывала свою печаль об очередной человеческой подлости.
Она недоумевала: что не так с людьми? Ведь она дала им все, что только можно пожелать: плодородную землю, прозрачный воздух, чистую воду. Но все равно находились те, кому этого было мало. Они не желали трудиться, им нужно было лишь одно – власть. И в Драгомир приходила война. Но Эссантия не вмешивалась, ведь она обещала, что даст людям возможность жить самостоятельно. Она только печалилась об их поступках и прятала в облака свое ласковое солнце.
Через мгновение на голову Луне с воплем «Наконец-то!» свалилась летучая мышь.
– Мышь! – закричала она.
Летучих мышей она не выносила с тех пор, как одна из них выдрала у нее клок волос в лабиринте Эгирина.
– Вот погоди! Выберемся отсюда, я тебе это припомню, – проворчала «мышь» таким родным голосом, что у Луны зашлось сердце.
– Фиччик! Мой маленький Фиччик! Это ты?! Как же я скучала!
– Я тоже, – растроганно пробормотал зверек, прижимаясь к ней. – Но про мышь я запомнил.
– Эй вы там, внизу, скорее! Потом будете обниматься! Надо уходить, – раздался сверху еще один знакомый голос.
В люке появилось веснушчатое лицо Аметрина. Он просиял, увидев друзей, но тут же нахмурился, поняв, что они не одни.
– Кто это с вами?
– Всё потом, – отмахнулся Эгирин. – Ты прав. Надо спешить.
Аметрин спустил им веревку, и они быстро поднялись наверх. Оказавшись на крыше, Луна огляделась и увидела на горизонте конный отряд, во весь опор несущийся к порталу.
– Смотрите! – закричала она.
– Вижу, – ответил Аметрин. – Бежим.
Они скатились по винтовой лестнице и нырнули в заросли, где на безопасном расстоянии от портала были спрятаны лошади.
Луна обернулась и увидела, как отряд воинов, подняв тучи пыли, влетел во двор, а портал вновь загудел и завибрировал.
– Почему он гудит? – спросила она на бегу у Аметрина.
– Я оставил там сюрприз для своего папочки, – с сарказмом ответил тот.
– Так вы уже знаете, кто предатель…
– Да, – отрывисто бросил Аметрин, и девушка испугалась той злости, что полыхнула в его глазах.
Добежав до кустов, где были спрятаны лошади, Луна на секунду прижалась к Джемме, которая радостно оскалила зубы, что обозначало улыбку. Увидев взъерошенного и грязного Фиччика, лошадь хотела заржать в голос, но вовремя вспомнила, что они должны прятаться. Фиччик фыркнул и притворился, будто хочет обнять кобылу своими грязными лапками. Та испуганно попятилась, угодив задом прямо в репейник.
Теперь настала очередь хранителя веселиться, глядя, как Джемма безуспешно пытается дотянуться до своего хвоста. Наконец Чиру освободила беднягу от колючек и, пролетая мимо Фиччика, прицепила одну на его маленький хвостик. Теперь уже Фиччику пришлось изгибаться, пытаясь снять колючку.
Стефан при виде говорящего хранителя забыл весь алфавит и разговаривал исключительно с помощью буквы «О». Теперь он ошарашенно смотрел на пылающую гриву Огонька, на которого ему предстояло сесть.
