Думал, что всё позади. Имя «Лейла» больше никогда не будет для меня звучать как музыка, как песня, зовущая в рай. Считал, что обрету счастье без нее. Да, в принципе, я больше не нуждаюсь в счастье.
Но сейчас, узнав, что Лейла свободна маленькая волна надежды, зародившаяся в душе, начала превращаться в цунами.
Лейла…
Лейла…
Лейла…
Неужели моя милая родная послушная девочка нарочно сделала жизнь Назара невыносимой?
Значит, она боролась за нашу любовь, пока я бежал от нее. Пытался зарыть глубоко в землю, унести на тот свет вместе с собой…
– Мамуль, – целую мать в щеку, – дай адрес! Еще не поздно всё исправить.
– Ой, улым, может, не надо? Боюсь я Альберта!
– Мам, глянь на меня. Я сейчас любого в бараний рог сверну. Любого, кто встанет на пути моей надежды…
***
Ровно через два часа звоню в квартиру на Гоголя.
Долго не открывают. Не могу найти себе места. Перекладываю огромный букет ромашек из одной руки в другую.
Торопливые шажки.
Дверь открывается.
На пороге стоит она – моя Лейла, с темноволосой дочуркой на руках.
Девочка глядит на меня завороженно черными миндалевидными глазками, хлопает черными ресничками.
Глаза Лейлы наполняются огромными прозрачными слезами, похожими на ограненные алмазы.
Смахиваю пальцами бриллианты с ее щек. Сам едва сдерживаюсь, чтобы не зареветь вместе с ней.
– Па-па? – девчушка удивленно глядит на меня двумя горящими угольками.
– Да, Лилечка, это НАШ папа, – шепчет сквозь рыдания любимая.
Глава 24
Прошлое
Амир
Сложно лицезреть любимую женщину, которую я бросил, испугавшись трудностей. Только сейчас понимаю, что не имел права. Надо было бороться за любовь так же, как позже пришлось бороться за собственную жизнь.
Как зверь…
Лейла шмыгает своим милым носиком, не выдерживаю целую в кончик носа. Прижимаюсь своим кончиком носа к ее. Играю с девушкой как раньше.
Мы с Лейлой сидит на мягком диване, прижавшись, друг к другу бедрами. Лилечка сидит рядом в манежике, играет, бросая на нас быстрые взгляды.
Мы есть, она счастлива.
– У Вас с Назаром чудесная дочь, – констатирую факт. – У меня есть племянница, уму непостижимо.
– Издеваешься? – бывшая девушка больно бьет меня по бедру.
– Это твоя дочь!
Теряю дар речи. Не может быть. У нас было-то тогда на практике всего один раз, и на тебе ребеночка! Получи. Распишись.
– Прости, я – мерзавец!
Лейла тихо плачет, спрятавшись у меня на плече, чтобы дочь не заметила, не испугалась.
Хочется зажмуриться и оглохнуть, чтобы не видеть и не слышать страдания любимой.
Девушка судорожно всхлипывает:
– Я писала про дочь, отправляла тебе ее фотографии. Ты ни разу не ответил…
– Прости, мне жутко стыдно!
Мою совесть, будто, кислотой облили. Кислота прожигает мне зачерствевшую душу, пытается добраться до нежной сердцевины.
Лейла гладит рукой меня по спине.
Невыносимо.
Через футболку ощущаю, как кожу лизнуло жаром.
Всё как тогда – в походе, когда мы впервые осмелились с девушкой трогать, касаться друг друга.
Гляжу неотрывно в ее черные глаза. Её горящий взгляд выжигает воздух.
Я весь взмок.
Касаюсь бедер девушки. Перестает плакать. Теперь ее трясет. Передается мне. Не выдерживаю. Рывком заваливаю Лейлу на диван. Касаюсь пальцами ее кожи везде, где есть открытые участки – шея, ключицы, руки.
Воспаленный жар на коже.
Женское тело, истосковавшееся по моей ласке, плавится.
Мои пальцы на ее бедрах. Меня качает… Размазывает… Я готов сейчас эмоционально расплескаться…
– Люблю тебя, – шепчу ей.
– А я тебя сильнее, – отвечает нежно, обвивая мою шею руками. Сама обхватывает мои губы своими чуть пухлыми губами.
Закатываю глаза… я в раю с любимой…
Не знаю, сколько прошло времени, я потерялся. Из чудесного момента выводит в реальность плач дочки.
– Что стряслось? – отпускаю любимую к девочке.
– Подгузник и пора кушать, – улыбается мне, дарит самую добрую улыбку на свете.
Поднимается, набрасывает на плечи халат, идет к манежу.
Не хочу портить момент, но придется. Сглатываю ком, застрявший в горле, немного сипло спрашиваю:
– Что сказал Назар, когда уезжал?
– Что ноги его здесь не будет! – абсолютно сухо отвечает Лейла, как бы, между прочим, обыденно, даже не глядя мне в глаза.
–Ясно.
– Это к лучшему, – шепчу, одеваясь под одеялом.
Лейла бросает на меня испуганный взгляд, моргает.
– Что ты задумал?..
– Одевайся, собирай всё необходимое. Мы уезжаем!
– Чанышев, у нас с тобой одна фамилия на двоих. Но я – чужая жена! – нервно произносит девушка, убирая длинную черную косу за спину. Берет плачущего ребенка на руки, приглаживает чернильные взъерошенные волосики малышки.
Тревожные мысли, преследовавшие меня всю дорогу до дома Лейлы, вмиг оставляют. Я наполняюсь решимостью. Выключаюсь. Успокаиваюсь.
– Ты – моя жена! Меня радует расклад, которому способствовало бегство Назара. Нам на руку… мы тоже сбежим…
Лейла ошпаривает меня темным взглядом.
– Не бойся отца, теперь есть я! – окунаю девушку в спокойствие.
Она опускает глаза в пол, долго думает, принимая решение.
– Пойми! Я не хочу, чтобы твоя и моя жизни стали лишь подобием жизней, не желаю, чтобы они превратились в жалкое существование. Не хочу! Ущербная жизнь не для тебя. Лейла, ты слишком хорошая, не заслужила такое!
– Куда поедем?
– Не знаю, но деньги скопил за год. На первое время нам хватит. Ты по-прежнему хочешь петь?
Глаза любимой загораются неистовым огнем.
– Значит, пойдешь петь. Начнешь с ресторана, там глядишь, и в звезды выбьешься.
Девушка смущенно опускает глаза в пол.
– Ты мне льстишь!
– Не льщу, а люблю. Вижу в тебе только хорошее.
– Все дороги беглецов веду в Москву. В мегаполисе легко затеряться, – бубнит себе под нос Лейла.
– Ты сейчас спрашиваешь?
