– Да вы как две курицы из воскресной школы! Это в тесто, это в творог… Что за разговоры?
Митх и Шон синхронно развернулись к нему.
– Мистер Грей, это свободная страна, и мы обсуждаем то, что нам интересно, – весомо, как ему казалось, произнес Митх.
Тони, паясничая, закатил глаза.
– ТиГрей, пойди, прогуляйся, посмотри, чтобы никто не шатался рядом с оранжереей да и вообще по участку, – сказала я.
– А вот это правильно, хозяйка. Пойду обойду… территорию.
Когда он скрылся, я сочла нужным пояснить Митху:
– Он вырос на улице, поэтому понятия не имеет о нормах поведения. Но он вполне надежен.
– Да, мэм, – этим Митх дал понять, что никаких претензий ни к кому не имеет, и мужчины продолжили прерванный разговор, а я краем уха прислушивалась, иногда узнавая новые для себя вещи.
Прилетали флерсы, всей дружной компанией, сообщили, что будут спать в оранжерее. Митх не видел и не слышал их, а вот Шону приходилось делать усилия, чтобы и любопытство свое удовлетворить, и не вызвать подозрения у индуса чрезмерным вниманием к воздуху рядом со мной.
Когда флерсы скрылись, Шон мрачнел с каждым мгновением, а потом вдруг извинился и бегом скрылся в домике. Мы с Митхом переглянулись
– Я схожу, посмотрю, – обеспокоено сказала я.
Солнце садится и вот-вот коснется горизонта…
Я вошла в двери, и не успев привыкнуть к полутьме, услышала сдавленный стон и ощутила вспышку алой силы инкуба, запахло корицей… Но вдруг всё исчезло, как будто что-то невидимое и мощное всосало всё в себя. Сила исчезла, запах тоже. Повисла гнетущая тишина.
– Шон… – тихо и испугано позвала я.
Тяжелый с присвистом вдох.
– Шон!
– Я в порядке, – он постарался это сказать обычным голосом.
Наконец я увидела его в темноте, он, пошатываясь, поднимался с колен.
– Как же ты так… каждую ночь? – вырвалась вслух мысль.
– Да нормально, – он уже почти пришел в себя, – туалеты есть везде. Можно запереться.
С языка рвалось: «О Шон, мне так жаль», но я понимала, что моя жалость его оскорбит. И еще я где-то слышала, что жалость – это нетерпение сердца.
А я давно училась быть терпеливой.
– Пойдем, а то Митх…
– Да, леди, – он отряхнулся и, оглянувшись, схватил апельсины, как повод посещения домика. Мы вышли к Митху как ни в чем не бывало, у него хватило такта поддержать эту маленькую ложь.
Я отвела полусонного Пижму в оранжерею к флерсам, по пути к нам присоединился Тони.
– Есть в них что-то отвратительно беззащитное, – вдруг произнес он, кивнув на флерса.
Я задумалась, не зная, что ответить.
– Есть. Но иногда, очень редко, такое полное отсутствие агрессии бывает мощным оружием.
– Аха. Только ему и тем беловолосым это оружие не сильно помогло, а?
– Жестокий ты, Тони.
– Какой есть, – нахмурившись, ответил он.
– Угу. Вот и они – какие есть.
– Эй, хозяйка, надеюсь, ты не будешь толкать всякую чушь про то, что я должен относиться к каждой козявке или мясцу с уважением? А?
Я остановилась, глядя ему в лицо.
– Конечно нет, волк. С тебя вполне достаточного того, что я, твоя хозяйка, хорошо отношусь к флерсам, а значит, и ты будешь к ним хорошо относиться, а также к людям, которые мне дороги или полезны. Тебе всё ясно, волк?
– Да. Мне ясно, – он приблизил лицо, всматриваясь мне в глаза. – А ты будешь ко мне хорошо относиться? Ты поможешь мне, как помогаешь им? Полнолуние через две ночи.
– Я помню. И не смей сомневайся во мне.
– Пати, не играй в эти игры, – вдруг взорвался он. – Трахнуться нам надо! Переспать!
Тут и я завелась:
– Я не трахала тебя, когда спасала! Filii numinis – не просто долгоживущие ничтожества, как вы, мохнатые, думаете. Мы можем управлять силой осмысленно, осознанно, а не только инстинктивно, как вы, сотворенные!
ТиГрей схватил с земли камень и со злости метнул.
– Но я-то сотворенный, о великая дочь богов! Я осознанно ничего делать не могу, не управляю силой! – взорвался он злостью и досадой.
– Я занимаюсь сексом только с людьми, и точка! – я тоже начала злиться, – Ни флерсы, ни Шон, ни Седрик, – услышав собственное треньканье, я осеклась.
– А! Так все-таки Седрик…– едко протянул он.
– Заткнись, дурак! – я еле сдержалась, дабы не стукнуть его со всей силы, – Да, я трахала Седрика, но это было подобно тому, что у вас было с Шоном – мы травили друг друга, это был бой, а не секс. И лишь единожды.
Тони немного остыл от этого моего признания.
– Ну ты же тискаешься с инкубом каждый вечер… – буркнул он.
– Вот именно – тискаюсь, – я тоже начала успокаиваться.
– И это не секс? – недоверчиво спросил ТиГрей глядя куда-то в строну.
– Не секс, – отрезала я.
Тони вдруг окончательно успокоился и опять всмотрелся мне в лицо.
– Так значит, тискаться и целоваться не секс? Да? – с непонятным весельем поинтересовался он.
Я пожала плечами.
– Да.
Вот глупый волк, почти человек – секс, не секс. Есть безопасные способы обмена силой, а есть не безопасные.
– Так значит, в случае чего я могу рассчитывать на поцелуи и все такое… без секса? – игриво поинтересовался он, подходя вплотную ко мне.
Я скептически покосилась на него и чуть отстранилась.
– Тони, заткнись. Когда придет полнолуние, я поделюсь с тобой силой, а вот тебе стоит продумать, каким способом эта сила поможет тебе перекинуться.
– Я не мог перекинуться, когда дрался с Чери, – вдруг сказал он совершенно серьезно. – Хоть и очень хотел.
– Конечно, не мог, Шон вливал в тебя чуждую алую силу и этим самым уменьшал твою – темно-зеленую, а ее нужно много, чтобы перекинуться. Я буду вливать светло-зеленую. Должна подойти… По идее.
– Угу.
– Быстро выбрось из головы то, что узнал о Седрике, – вспомнила я. – Если ты хоть намекнешь, что знаешь об этом – ты труп.
Тони непонимающе посмотрел на меня, а потом факты сложились в его голове.
– Ну ты даешь! Давно дело было?
– Давно. Твой отец еще не родился.
– Ты что, знала моего отца? – вдруг хмуро спросил он.
– Нет, – смутилась я. – Просто хотела сказать, что прошло больше пятидесяти лет.
– Угу. Ок. Выбросил из головы.
Мы как раз пришли к оранжерее, я завела Пижму и устроила его ночлег на куче опилок для мульчирования. Может, это и кажется некрасивым и неправильным, но флерсу такое ложе вполне пришлось по нраву – он тут же уснул. Мальвочка устроилась у Пижмы в волосах, а семья Лиана расположилась на незабудках неподалеку.
