– Да, Эльвиса, позволю… Себя так называть, – ответила я.
– А что еще ты мне позволишь? – говоря это, она пересела на ближайший ко мне стул, и мы оказались почти вплотную. Как сейчас говорят люди: она вторглась в мое личное пространство. Роскошные смоляные локоны, смуглый бархат кожи, точеный нос, крупный и чувственный рот, а главное, омуты черных как южная ночь, глаз, были слишком близко. Дискомфортно близко.
– Эльвиса, – предупреждающе произнес Шон за моей спиной.
– Что такое, Чери? – тут же вскинулась она. – Боишься, что я дам ей то, что ты не можешь? Я очень многое могу, – это уже адресовалось мне и сопровождалось убойной дозой соблазна. Спасибо Свету и Тени, что щиты я умею делать на совесть – ничто не просочилось, и голова оставалась ясной и трезвой.
– Я верю, Эльвиса, верю. Но не стоит так тратиться на меня, я же не человек. Твои чары сбоят.
За спиной раздался довольный смешок, а Эльвиса обижено скривилась.
– Я не хотела ничего дурного. Я просто обещаю и могу выполнить свои обещания.
– И что ты хочешь взамен? – спросила я.
– Взамен? – удивилась она. – То же, что и он, – указала за спину на Шона.
Я неуверенно поерзала на месте, не понимая, о чем это она.
– «Шон! Она что, суккуб!?» – «проорала» я по ментальной связи. Перестаралась. Шон ощутимо «вздрогнул» и ответил.
– «Нет. Она filii numinis из какого-то чахлого южно-азиатского пантеона».
– «А что она хочет?»
– «Белую силу» – удивленно отозвался он.
Вот оно что…
– Эльвиса, я не гонюсь за острыми ощущениями, да и сейчас у меня полно других проблем. У меня сейчас партнеров по vis-обмену больше, чем мне нужно. В общем, спасибо за предложение, но оно совершенно не ко времени.
– Ах, Пати… Ну, что же ты? Я ведь не в нахлебники прошусь! – ненависть Шона вспыхнула черной звездой, и я быстро захлопнула связь. – Я буду полезна! Я ведь генерирую силу. Генерирую, а не собираю и приношу в решете.
– Перестань пинать Шона, – устало попросила я.
– Извини.
Соблазн был велик. С Шоном я всегда буду полуголодной, я никогда не смогу насытиться полностью, получить все – инкубы не созданы для этого. А вот Эльвиса… Выкупаться в жаркой, пряной и пьянящей силе… Напиться допьяна…
– Давай я разберусь со своими проблемами, и мы вернемся к этому разговору, – слова сами сорвались с губ. Я слаба. И на меня действуют соблазны.
Эльвиса весь разговор ловила мой взгляд, и я наконец-то посмотрела ей в глаза.
– Ты не пожалеешь, я обещаю, – она невесомо коснулась пальцами моей щеки и предложила силу. Я не устояла. Потянувшись к ней, я чуть раскрыла щиты, самую малость и только для нее – иначе мне не принять подарка.
Глоток в поцелуе принес головокружительный водоворот чувств: радостное ожидание и азарт, бесшабашную рисковость и светлую грусть, радость, от которой тело не слушается и лишь улыбка застывает на лице, и щемящее чувство прекрасного мгновения, радостная злость и восторг победы… Чувства накатывали, одно за другим, не успевая утомлять и затягивать…
Я тяжело вынырнула в реальность. Все смотрели на нас. Шон – с болью, Венди и Ники – с опаской и завистью, болотник же кривился, будто непотребство увидел.
Эльвиса приходила в себя, до удивления напоминая Лиана, когда его траванул Шон. Отдав мне глоток, она отпила от меня, а я сегодня была «зелена» из-за щитов.
– Ты в порядке? – мягко спросила я.
– Да…– тихо отозвалась она.
– Ты не передумала?
– Не-ет. Никогда, – ее глаза полыхнули восторгом. А я потупилась, чтобы скрыть, насколько мне понравилось. Эльвиса, можно сказать, была красным универсалом, обычно красные предпочитают иметь дело с сексом, то есть похотью, ее легче всего вызвать, но Эльвиса могла все. И меня это очень впечатлило. А как она восприняла мою бело-зеленую с искоркой красного силу, я могла лишь гадать.
– Ну, тогда увидимся, – я попыталась взять в себя в руки, у меня еще куча дел.
– Увидимся, – отозвалась Эльвиса и пошла к двери. «Она еще пьяна» – с тревогой подумала я.
– Тебе очень повезло, – услышала я ее голос за спиной и обернулась, успев увидеть, как Шон вывернулся и жадно впился поцелуем в ее руку, гладившую его по щеке. Мгновение, и она протрезвела.
– Не наглей, – и, отобрав ладошку, она ударила его по кончику носа, как собаку.
– Я оказал тебе услугу, – буркнул Шон.
– Угу, – бросив на меня последний взгляд, Красная удалилась. А я осталась сидеть с ощущением, что только что еще в разы усложнила свою жизнь. Но если был бы выбор, то я опять поступила бы так же. Поддаваться соблазнам удивительно приятно.
– Ну, может, теперь я пойду? – желчно поинтересовался Болотник.
Это окончательно вернуло меня к реальности.
– Нет. У меня есть вопросы, – ответила я.
– Задавайте.
– Ваш vis в черных пятнах, что это значит?
Он застыл, как загнанный зверь, потом потерянным взглядом обвел всех нас.
– Да чтобы вам всем во Тьму…
– Не смей! – взревел Шон, – Самум! Не смей никого проклинать, кроме меня.
– Тогда чтоб ТЫ провалился во Тьму и Хаос! Чтоб ты истаял, и ничего не осталось от тебя!
Болотник вдруг затрясся в беззвучном плаче, скрутившись пополам и закрыв голову руками.
Я в шоке уставилась на перепуганных девчонок, но они тоже не понимали, что происходит и почему.
– Рассказывай, Самум, рассказывай, – произнес Шон, и я поразилась сочувствию в его голосе, ведь этот гад только что его проклял.
– Что рассказывать, Шхан? Что? Ты сам все понял, – выговорил он. – Это я выдал тебя вампам, а уж они рассказали той грязнуле. Я… Я впустил их во дворец, – произнес он и успокоился, будто сбросил тяжесть.
– Что? – Венди в гневе и ужасе уставилась на него. – Ах ты мразь! – Она замахнулась, собирая силу, но Шон неуловимым движением толкнул ее, да так, что она шлепнулась на задницу.
– Ты! Да как ты смеешь!? – она, казалось, вот-вот взорвется от возмущения. – ПрОклятая тварь! Инкуб убогий!
– Венди! – Мой голос опять прозвучал неожиданно властно, все взгляды метнулись ко мне. – Успокойся. Не ломай свою Долю.
На несколько мгновений в комнате вдруг стало совсем тихо. Полная всепоглощающая тишина.
– Шхан? – вопросительно выдохнул болотник.
– Да, – так же тихо, но твердо ответил Шон на только ему понятный вопрос.
Тем временем Венди чуть пришла в себя и встала с пола, вздохнула, собираясь с мыслями
– Прости меня, младший отец, я произнесла жестокие и глупые слова в гневе, – тон ее не был полон раскаяния, но она честно пыталась извиниться.
