Вдох-выдох, вдох-выдох… Когда надо справиться с дикой паникой, нет ничего лучше, чем думать о вдохе и выдохе, думать о том, что они должны быть плавными, без рывков и не слишком быстрыми.
Через какое-то время я могла снова думать. Я только что прокляла сама себя, призвала на себя Стража равновесия и у него будет целый месяц. Всего месяц. Мне надо продержаться лишь месяц. Я отвечу за всё. Никто из моих пострадать не должен. Только я. «Хоть бы он не припомнил мне того юношу на корабле и Руфуса» – мелькнула паническая мыслишка.
Я отвечу за всё. Я выдержу.
С этой мыслью я собралась и сконцентрировалась настолько, что смогла обратиться к резерву и высвободить часть силы. И хоть она плохо слушалась из-за пережитой паники и, похоже, прочно поселившегося страха, но направить лучик Шону я смогла. Наполнила «подарок Уту». Минута, другая – и тело инкуба стало обретать плотность, а лицо потекло – глаза уменьшились и стали вновь человеческими, а появившийся нос скрыл уродливые ноздри. Хм… теперь я всегда буду помнить, что этот аккуратный нос скрывает длинные щели абсолютно нечеловеческих ноздрей, больше всего похожих на прорези-эфы у скрипок.
Шон глянул на меня вполне осмысленно, я вынула кляп.
– Пати? – с ужасом спросил он, догадываясь, что произошло.
– Он выгрызал «подарок Уту», – устало произнесла я. – А без этой белизны я не смогу тебе доверять. Вот я и вмешалась.
Порывшись в сумке, я нашла нож-бабочку. Ага, осталась привычка со времен сухого закона – носить в сумке нож.
Я разрезала путы, а Шон всё молчал. Мы не смотрели друг на друга. И вдруг он с силой ударился затылком о цементный пол.
– Я подставил тебя!
– Не смей! – крикнула я. И уже мягче: – Не надо, Шон. Что сделано, то сделано. Значит, так надо было. Не смей себя казнить. Я тебя ни в чем не виню и ты не вини. Всё. Закрыли тему.
Мы дошли уже до дверей, когда я обратила внимание, что он абсолютно гол.
– О, Свет и Тень! Тебе надо что-то набросить на себя. Никакие амулеты не помогут, если ты будешь голым.
Окинув взглядом подвал, мы не нашли ни единой пригодной тряпки – всё железяки да строительный мусор.
Я открыла дверь. Венди тут же подбежала ко мне.
– Найди штаны какие-нибудь, быстро.
Она увидела Шона за моей спиной, и ее глаза округлись, а рот раскрылся.
– О-о…О…Ой… – удивление, озадаченность и понимание. Тут она развернулась и побежала, натыкаясь на стены.
– Штаны! – крикнула я ей в спину. А то от потрясения забудет о поручении.
Да, Венди тоже быстро сообразила, что именно произошло. Ну да ладно. Она будет помалкивать. И Шон тоже.
Мы остались с инкубом наедине стоя на подвальной лестнице возле выхода. Какое-то время мы усиленно таращились куда угодно, только не друг на друга, а потом я прекратила эту глупую игру и всмотрелась в него. Да, это мой Шон, нервный и виноватый, жаль, я больше люблю вальяжного и спокойного. Он исподтишка бросил на меня взгляд и уже не мог отвести глаз, все смотрел и смотрел. Кажется, я улыбнулась и он вдруг вспыхнул белым; скривившись от боли, но не отведя взгляда, опустился на одно колено и взяв за руку, влил в ладошку эту белую каплю.
– Я поступила правильно, – сказала ему и себе. – И я выдержу. Всего лишь месяц. Я смогу.
Шон молча кивнул, соглашаясь, и встал. Теперь мы стояли, держась за руки, и опять не встречались взглядом, но это уже была не игра от неловкости. Просто соратники и партнеры смотрят в одну сторону, а не друг на друга.
Венди где-то разжилась джинсами и футболкой, и мы наконец покинули это ужасное место.
25
Пока мы ехали, Венди вызвалась мне помочь с Тони и Ники, а Шон был непривычно тих и молчалив.
– Хочешь покормиться? – поинтересовалась я у него, – тебя высадить где-то?
– Нет, – сам удивляясь ответил он, – Я не голоден. Можно мне вас подкормить?
– А ты владеешь собой? – насторожено поинтересовалась я.
– Да. Как ни странно, лучше чем когда-либо.
Я согласилась: может быть, Лиан уже и пришел в себя, он отходчивый и быстро восстанавливается, но красная сила тоже лишней не будет. Наплевав на водителя такси, небось он и не такое видал, я села на колени Шону, и мы принялись «гладиться».
Да, что-то странное творилось не только со мной: сила инкуба пьянила по-прежнему, но как хорошее вино, а не наркотик, ведущий к безумию.
– Ты не сводишь с ума, – обронила я.
– Не может быть, – засмеялся он и протянул руку Венди. Та боязливо дотронулась до нее, потом, осмелев, прижала руку к лицу, подумала, вслушиваясь в себя, и «отпила» поцеловав ладошку. Шон напряженно следил за ее реакцией. Да, глазки Венди пьяно и ярко заблестели, но она осталась в своем уме.
– Пьянит. Но я могу себя сдерживать, – подтвердила она, но все же отстранилась, вдавливаясь в дверцу, чтобы легче было справиться с желаниями, навеянными vis.
– Я что, теперь не инкуб? – ошарашено и как-то обиженно спросил Шон.
– Инкубом ты не будешь, если тебя перестанет выворачивать каждый закат, – грустно ответила я. – А в остальном, ты и так мало похож на своих родичей. Хоть я и не встречала больше инкубов, но уверена в этом на все сто.
Остаток пути до своего ресторана я провела на коленях у Шона, а учитывая, что мы попали в пробку, которых на Манхеттене не миновать, то мы все трое успели насытиться без особого риска для себя. Венди, раньше ни рисковавшая лишний раз дотрагиваться до своего младшего отца и кормившаяся от людей, «разогретых» им, теперь задумчиво гладила его ладошку, прикидывая, какие выгоды несет это изменение vis Шона.
Я вернула ее к реальности, отобрав его ладонь, как некую вещь, и попросив начать конвертировать красную vis в зеленую. К моему облегчению, это проявление собственичества было воспринято ими обоими как само собой разумеющееся.
В ресторане мы с Венди утолили не на шутку разыгравшийся физический голод, жадно умяв под умиленным взглядом Поля: фруктовый пудинг – две порции, печеное яблоко в хрустящей пассировке – две штуки и кофейные пирожные – две штуки.
– Вот! – радовался Поль. – Полюбуйтесь, какие красавицы! А нрав? Ангельский. Я всегда говорил, что сладости созданы для женщин. А те дамы, которые от них отказываются или, о ужас, вообще не любят, вызывают крайнее! Крайнее подозрение! Кушайте, ангелочки, кушайте, – придвинул он клубнику с ванильными сливками.
Думаю, это Венди на него так повлияла: Playboy bunny, да еще с остатками vis инкуба – убойная вещь, или, как говорят подростки, «вынос мозга».
Подкрепившись, мы рванули к Тони. Ники жила у него, и когда я позвонила, трубку сняла она, сообщив, что мой песик утром, как и положено, спокойно обернулся наглым парнем и до сих пор дрыхнет. Но тут «дрыхнущий», видно, поняв, с кем беседует Ники, подорвался и выхватил телефон.
