— Спасибо, — только и смогла ответить, ловя взгляд чужого мужчины.
— Это наше скромное жилище с Тимохой, не дворец, — развел Артем руками, прижавшись спиной к стене.
Стоять без костылей ему было очень неудобно, возможно, и больно, но он мужественно держался, стараясь показать, что внутренней силы в нем много. Хотя у меня с момента знакомства даже мысли не было назвать его — калекой. И отсутствие части левой ноги для меня не являлось предпосылкой, чтобы броситься его жалеть. Да и жалость моя ему определенно не нужна была.
— У Вас уютно, — оглядываясь по сторонам, кивнула я.
Потертые обои не выглядели чем-то отталкивающим, старенькая мебель не вызывала в моей душе дискомфорт, ведь, несмотря на все это, в квартире было чисто, убрано, даже пыль и та, кажется, была вытерта.
— Ремонт вот еще сделаем, и вообще все будет хорошо, — обрадовался Кузьмин, похоже, живя ожиданием, когда его мечты исполнятся. — Мне-то, конечно, и так сойдет, но сын… Хочется окружить его любовью, создать комфортные условия, чтобы не было стыдно друзей привести. Я ведь одно время даже продать ее хотел, перебраться в коммуналку, а потом все завертелось с бывшей женой, что, думаю, повезло, что опрометчиво не разменял метры. Тимке в наследство крыша над головой хоть будет.
— Вы общаетесь с бывшей женой?
Кузьмин поморщился, ехидно скривив губы.
— Нет, она не идет на контакт, хотя позавчера передала через соседей триста рублей на хлеб и молоко сыну. Я их в копилку Тимохину засунул, правда, поначалу хотелось просто Тамаре в лицо швырнуть. Ребенку любовь материнская нужна, а не подачки. Ой, — будто опомнившись, взмахнул руками Артем, — что ж мы в коридоре-то. Проходите в зал.
Я осторожно сделала несколько шагов, вошла в большую комнату, задерживая взгляд на фото в рамках. Там был Артем. Сильный, красивый и полностью здоровый. Яркие снимки, пронизанные счастьем, радостью, где Кузьмин улыбался, находясь в горах. Заснеженные вершины, зеленые макушки сосен под лазурным небом создавали потрясающие по красоте пейзажи, и на долю секунды я закрыла глаза. Ощутила легкость, а за ней пришла нечеловеческая, кажется, боль. Страх липкой волной ударил в самое сердце, наверное, я вздрогнула, сжав кулаки, потому что в этот же момент широкая ладонь легла на мое плечо.
— Оля, — тихо произнес Артём, — что, что такое?
Я только головой качнула, давая понять, что все в порядке, а у самой сердце заходилось в попытках вывалиться и упасть камнем к ногам.
— Все хорошо, голова немного закружилась просто, — радуясь, что Артем стоит сзади и не может видеть мою испуганное лицо, я моргнула несколько раз, стараясь сдержать слезы.
Прикусила губу едва не до крови в очередной безуспешной попытке унять дрожь. Его пальцы сжимали мои плечи, а потом сильные руки просто обхватили меня, прижав к своей груди. Я забыла, как дышать, а разум с надрывом кричал, что я замужем, что неправильно все это, нельзя так. Получается, Олег прав?! Сто тысяч раз прав, называя меня падшей?! Оттолкнуть бы Кузьмина, вырваться из его оков, а я не могла, хотела, но не могла. Словно привязали меня веревками. Только голову опустила покорно вниз, позволяя себе глубоко вздохнуть.
— Оля, — прошептал он, — я не знаю, что происходит в твоей жизни, но догадываюсь. Не слепой, Оль. Уходи, уходи от него… Беги, пожалуйста. Мне известно, каково это жить с тираном, и пусть тогда я был мелкий, но прекрасно помню, как отец не щадил мать. Именно тогда дал себе слово, что ни за что в жизни не подниму руку на женщину, если она даже окажется самым мерзким созданием на свете. Ну, хочешь, я поговорю с ним? — сквозь зубы процедил Кузьмин, откровенно злясь на мое упрямство.
— В моей жизни все хорошо, Артем Леонидович, — как мантру произнесла я, в очередной раз уговаривая себя, что Андреев проспится и все наладится. Лгала себе, создавала иллюзию счастливой семьи.
— Поэтому на твоих руках красуются синяки, да? Потому ты шатаешься по улицам с таким видом…
— Каким? — скинула я его руки, повернувшись к Артему лицом.
Его взгляд был серьезным, непроницаемым даже. Он анализировал мои поступки, мое состояние. Не надо было за ним идти, чем я только думала?! Почему мне было так спокойно здесь? В этой маленькой квартирке, которой явно не хватало женской руки, рядом с этим человеком, который прожигал меня взглядом в это мгновение. Хотелось закрыть лицо ладонями, упав в чужие объятия, но я не имела права на подобное. Потому что не желала доставлять Кузьмину проблемы, боялась до судорог за него и за Тимку, понимая, что если и не Олег, то свекор способен превратить все, что мне дорого, в прах, золу.
— Затравленным, — повысил он голос, попытавшись коснуться меня.
Я отшатнулась и только потом сообразила, что Кузьмин, возможно, просто искал опору, устав стоять на одной ноге. Сделала нерешительный шаг к нему, сама прикоснулась к его руке, сгребла ее, проведя пальцем по выступающей вене на запястье. Эмоции переполняли: головой понимала — нельзя, а сердцем… Осталось ли оно еще у меня?!
— И прекрати уверять, что у тебя все в порядке, — процедил он, — счастливые женщины так не выглядят, Оля, они если и плачут, то от радости. И врать мне не надо, что споткнулась, упала, ударилась. Терпеть не могу ложь. А тебе она не к лицу.
— Ты меня не знаешь совсем, — с тоской взглянула я на него.
— Ты меня тоже. Но кто нам мешает лучше узнать друг друга?!
Глава 6. Артём
Интересные вещи все-таки могут поведать старые знакомые. Кажется, Генка не зря ошивался здесь, с виду только безразличен ко всему, а на ус информацию мотал. При этом сложно было поверить, что говорит он правду, а не просто набивает себе цену.
Я слушал и у меня волосы на затылке начинали шевелиться. Нет, я, конечно, не первый день жил на свете и догадывался, что земля-матушка носит всяких козлов, но это уже было слишком. Желваки играли на лице, я сжимал кулаки, и все внутри меня требовало разнести здесь все к чертям собачьим, вытащить этого мерзавца из его конуры и как следует пересчитать ребра. Сукин он сын!
В голове не укладывалось, как такая женщина, как Оля могла жить с этим гадом под одной крышей. Нежная, кроткая, светлая, как ангел, и черный, всепоглощающий, словно тьма, сатана. У меня не было других слов, меня всего разрывало на части от гнева. Я сам себя боялся в ту секунду, но упрямо слушал Генку, который сильно жестикулировал в порыве эмоций, снабжая свою речь крепкими словечками.
А потом шел домой, точнее ковылял, рассматривал асфальт под ногами, проклиная свою никчемность. Все думал, а сложись все иначе. Ну вот был бы я полноценным, мог бы постоять за себя, за женщину, что так нагло вторглась мне в голову, заполнив собой все мысли. Смог бы я тогда побороться за нее, наплевав на моральные устои? Она чужая, не моя. И никогда не будет принадлежать мне.
Если уж Тамарка ушла, не посмотрев на то, что у нас общий ребенок, то Ольга на меня вообще не обратит вовсе внимания. Жалость мать ее, если только. Но лучше полное равнодушие, чем такое. Злился я на весь мир, ненавидел в душе обстоятельства, эти чертовы горы, свою ущербность. А потом обернулся, сам не знаю почему, дурная привычка, наверное. После того, как жизнь разделилась на до и после, я часто стал оглядываться назад во всех смыслах слова.
