— Ну и как после этого тебя отпускать? — прошептал он через несколько минут, восстанавливая дыхание. — Как отдать тебя другому мужчине? Молчи, лучше молчи. Потому, что все будет не то. Я же с ума сойду, зная, что ты рядом с другим. Оля, уходи. Понимаю, что не имею, может права, просить об этом. Не лучший я вариант для такой, как ты.
— Кузьмин, — коснувшись пальцами его подбородка, покачала я головой, — вот теперь бред нести настала твоя очередь?! Мне не нужен лучший, я все-таки не на рынке. Боже, Артем, — поднялась со своего места, встав напротив него. — Все ведь так сложно. Муж меня не отпустит ни за что. Убьет лучше, закопает и развеет в поле, но не отпустит, не отдаст другому.
— Но и я не сдамся, Оль.
Оставалось лишь усмехнуться грустно, я уже догадывалась, что он не отступится. Упрямец. Понятно теперь в кого Тимоха пошел характером. Но отрицать было бесполезно — я сама его поцеловала, сама потянулась к Артему. Факты — вещь упрямая, увы. И ни в коем случае манипулировать его симпатией к себе я не хотела, решив, дать все на откуп времени.
И если бы мысль о том, что жизнь снова сделает крутой вираж, загнав меня в тупик всего через несколько часов, если бы эта проклятая мысль хотя бы краешком зацепила сознание, я бы ни за что так рано не выходила из дома в это темное ноябрьское утро.
Глава 8. Артём
Темнота рассеивалась, позволяя робким лучам солнца мазнуть по стенам домов. Я брел по полупустым аллеям домой, улыбаясь, как пацан. Даже не вспомню сразу, когда в последний раз чувствовал себя таким счастливым. Странное дело — всего лишь один поцелуй способен был сотворить настоящие чудеса. Хотелось двигаться вперед, что-то делать, созидать. Даже собственная неполноценность отошла куда-то на второй план.
Стараясь не шуметь, я открыл дверь в квартиру, рассчитывая на то, что Тимофей еще спит и мне удастся быстренько приготовить завтрак, но, кажется, у сына были иные планы.
— Пап, ну ты чего сегодня так долго? — завязывая шарф узлом на шее, поинтересовался Тимоха.
— А ты куда собрался-то? — моргнул я непонимающе глазами, уставившись на сына.
Похоже, пока я вспоминал, каково это вновь быть кому-то нужным, мой собственный ребенок успел вырасти.
— В сад, пап, надоело приходить последним, — надул он губы.
Я брови нахмурил даже подумал ненароком, что Тимоха меня стесняется. Грешно, наверное, было так считать, но что-то неприятно кольнуло под ребрами. Однако я постарался не подавать виду, только Тимка, видимо, заметил мое смятение, потому губы поджал. Вот в этом весь в меня, не выскажет свое недовольство, смолчит, а я даже выдохнул. Кажется, я здесь не при чем.
— Петька Орехов, приходит раньше меня, и конструктор весь забирает, а мы с Витькой тоже хотим в него играть.
— А договориться с Ореховым вы не пытались?
— Пытались, даже хотели побить его, но… — выдохнул сын, — воспитательницы ругают за это.
— Как у вас все сложно, а ты только в средней группе, — улыбнулся я, — пойдем, отвоевывать конструктор, сегодня ты уже точно будешь раньше всех. Вот уж Оля обрадуется, — пробурчал себе под нос, подхватывая костыли.
— Кто? — сделав шаг, остановился Тимка, взглянув на меня настороженно.
— Ольга Петровна сегодня, — поправил я сам себя, мысленно ругаясь за оплошность.
Тимка озорно прыгал по ступенькам, временами оглядываясь на меня. А мои мысли были все заняты предстоящей встречей. Даже мгновения было достаточно, чтобы вновь начать жить. И то, что в паспорте у нее стоял штамп, а на безымянном пальце красовалось колечко не могло, похоже, погасить мою решимость. Я был уверен, что эта женщина должна принадлежать мне, почему-то знал, что смогу сделать ее счастливой. Удивительная самоуверенность, конечно. Если взять во внимание условия нашей с Тимкой жизни и все остальное. Но, пожалуй, это был тот случай, когда необходим был толчок, чтобы заставить себя меняться.
Прохладный ветер ударил в лицо, заставляя сильнее кутаться в вороты курток, Тимка плелся рядом, стараясь слишком быстро не шагать, а мне так хотелось отбросить костыли в сторону и побежать, словно мне снова двадцать с копейками. Встать на доску или лыжи, чтобы ощутить силу ветра, силу движения.
Мне так этого не хватало в настоящем.
— Кузьмин, — тоненький женский голосок раздался со спины.
Мы с Тимкой переглянулись, а потом остановились. Стук каблучков по асфальту стал громче, и ветер донес аромат чужих духов. Слишком сладких, приторных, наполненных нотками ванили. Я поморщился, а Тимоха беззастенчиво чихнул, кажется, вкусы у нас с сыном совпадали.
— Привет, — улыбнулась радостно Соня, потрепав Тимофея по макушке.
Он только шапку поправил, закатив глаза. Вот уж да, меньше всего в это утро я рассчитывал встретить ее.
Сонька была нашей соседкой. Неплохая женщина, по сути, безотказная, видная. Мужики во дворе все шеи сворачивали, наблюдая за тем, как София белье развешивала на веревках, приподнимаясь на носочки в полупрозрачном халатике. Но, с другой стороны, я и сам иногда заявлялся к ней, и ни разу она еще не отказывала, ссылаясь на мигрень или еще что-то.
— Куда торопитесь? — ласково поинтересовалась она.
— В сад, — буркнул Тимка, желая быстрее избавиться от ее компании.
— А ты? — желая выглядеть культурным человеком, тоже спросил у Соньки.
Хотя куда она там собралась, мне особо не было интересно, по крайней мере, это вообще не мое дело было.
— А я только домой иду. Пришлось выходить в ночную смену, коллегу подменять.
— Тогда не будем тебя задерживать, наверное, устала, там, в своей котельной.
— Устала, но, — провела она длинными ноготками по моему плечу, — отведешь мелкого в сад, можешь заглянуть.
Я только кивнул, краем глаза заметив, что Тимку аж перекосило. Сын, конечно, не понял, на что именно Соня намекала, но слепым не был.
Он вцепился в рукав моей куртки и едва не заканючил. Махнув Соньке на прощание, мы ускорили шаг.
— Чего она пристает к тебе, пап?
— Нуу, — протянул я, даже растерявшись в первый момент. — Она одна, ей скучно.
— Не одна она. Я видел, как к ней дядя Валера с третьего подъезда приходил с цветами, а потом они ходили к нему в гараж и мальчишки сказали, что она там…
— Стоп, — повысил я голос. — Тим, забудь. И не стоит верить до конца всему, что слышишь. Хорошо? Не становись сплетником.
— Постараюсь, — печально произнес сын, взглянув на меня.
Мне тоже не были Сонькины намеки по душе, тем более теперь, когда в голове жила другая женщина. Я помнил вкус поцелуя Оли и многое бы отдал, что вновь обнять ее, прижать к себе, вдыхая тонкий аромат ее духов. Ненавязчивый, практически невесомый и легкий, как она сама.
