— Папа не пил, — выбежал в коридор Тимка, размазывая по щекам слезы.
Я понимала его реакцию и самое противное, что ничего не смогла поделать. Оставалось лишь ухватить мальчика за тоненькие ручки и прижать к своему животу, погладив по голове.
— Ой, много ли ты знаешь, — фыркнула Тамара, покосившись на родного сына. — Удивительно, что он еще так долго продержался, я-то думала Кузьмин раньше… — ткнула она пальцем в потолок, — а он — гад живучий.
Я сцепила зубы, чтобы не завизжать, слезы застыли в глазах от ужаса и цинизма, с которым все это было произнесено. А ведь Тамара, вероятно, любила когда-то Артема. Ведь была его женой, стала матерью. Почему же сейчас так?! Ведь даже я не желала подобного никому, разве только… Но, может, того мужчину Бог и без меня наказал.
Грусть разлилась воском в душе. Но показывать свои слабости было не лучшее время.
— Тамара, — сглотнув ком, попыталась я поговорить спокойно с бывшей женой Кузьмина, — Вы приехали за Тимофеем? Заберете на время, пока Артем Леонидович в больнице?
Тома замешкалась, сцепила пальцы в замок, стараясь не смотреть на нас, а потом, цокнув языком, немного приблизилась ко мне.
— Ольга Петровна, тут дело такое. Ну, не могу я его взять. Куда нам Тимку, когда дочка маленькая. Я с ума с ними сойду. С одной еле справляюсь. А ведь его в сад надо водить. Я с соседкой договорилась, она готова взять Тимоху на пару дней, пока этот мерзавец будет валяться, прохлаждаясь на больничной койке. Уверена, что ничего страшного с ним не случилось. Симулянт проклятый, — выпалила она язвительно.
Хотела что-то еще добавить, но я не сдержалась.
— Уходите, — ткнув пальцем в направлении двери, прорычала я.
— Что? — брови Томы поползли вверх, такого она явно не ожидала, но у меня не было больше ни сил, ни желания слушать эту ересь.
Я видела, как детские слезы текут по щекам, и не могла поверить, что можно быть такой бесчувственной дрянью. Не могла слышать и видеть отношение матери к своему родному сыну. Он был для нее пустым местом, балластом, который она с радостью спихнула на бывшего мужа.
— Дверь там, — сквозь зубы процедила я, сделав шаг вперед.
Едва не уперлась грудью в Тамару, но было мне уже плевать. Внутри просыпался вулкан, он готов был выжечь все вокруг, уничтожить, сравнять с землей.
— Да прекрати ты реветь, — взмахнула она рукой, переключая свое внимание на ребенка, не зная, каковы были ее намерения, но я, повинуясь инстинктам, перехватила ее запястье.
Она смотрела на меня взглядом полным ненависти, хотела испепелить, стереть с лица земли, не понимая до конца моей реакции.
— Еще одна попытка и я вызываю участкового, Тамара!
— Да и пошли вы все к черту, — хмыкнула она, забрасывая сумку себе на плечо. — Живите, как хотите, кататься еще сюда, в этот гадюшник много чести.
Тимофей прижимался ко мне, вздрагивая на каждом вздохе. А я молила лишь об одном — пережить эту ночь. В голове царил хаос из непонимания, отвращения к матери Тимофея, боли и слез, которые так и не сорвались с ресниц.
Устроившись на диване, я долго не могла заснуть. Таращилась в потолок, крутилась. Потом, прижав колени к груди, как-то заснула. Но сон выдался нервным, темным и… проснулась оттого, что чьи-то руки крепко обнимали меня за шею. Приоткрыла глаза и в темноте сумела разглядеть детский силуэт. Тимка прижимался ко мне всем тельцем, уткнувшись носом в плечо. Забавно сопел и казался таким маленьким, что я невольно улыбнулась. Странное дело, жизнь — вот так, через необъяснимую призму давала мне скупой шанс почувствовать себя мамой. И пусть ребенок рядом был не родным и не младенцем, но в своем сердце ощущала только нежность, хотелось заботиться, опекать. Я обняла Тимофея, подоткнув одеяло, и, кажется, смогла немного раствориться в своих мыслях. На душе стало спокойнее, страх медленно отступал.
А утром мы, не сговариваясь, быстро позавтракали. Правда, спасибо старенькой соседке Кузьминых, она заботливо в начале восьмого принесла нам яйца и молоко, объяснив, что на все это заработал Артем. Он частенько помогал ей мыть пол и выносить мусор. Я только покачала головой, лишний раз отмечая, что все слова Тамары были пшиком.
Мы с Тимохой не говорили больше об отце, только ждали момента, когда сможем его увидеть. Каждый думал о чем-то своем, сканируя взглядом дверь палаты. Я старалась держать себя в руках, но то и дело прикусывала губу, впиваясь ногтями в ладони. И когда позволили войти — застыла на месте. Мне было страшно, я до дрожи в коленях хотела убедиться, что с Артемом все в порядке и в то же время боялась взглянуть в его глаза.
— Здравствуйте, — не узнала я собственный голос. До того он показался писклявым, чужим.
Артем поднял на меня взгляд, а в моей груди все завибрировало. Я втягивала носом воздух, боясь, что сорвусь: разревусь, как дурочка, или брошусь к нему на шею.
Тимка прижимался к руке отца щекой, поглаживая пальцы. Я видела, что костяшки сбиты, что на скуле красуется огромный синяк, голова перевязана, да и в целом Кузьмин выглядел паршиво. Но главное — он был жив. Улыбнувшись, все-таки подошла к нему и тоже протянула руку. Коснулась плеча, глядя Артему в глаза. Не нужны были слова, по крайней мере, сейчас. Мы понимали, что, наверное, эта своеобразная черта — наши исходники. И просто не будет никому, но… На мгновение я прикрыла глаза, прислушиваясь к своему сердцу. Кажется, когда-то оно треснуло пополам, разделяя мою жизнь на «до» и «после», и вот это «после» настало именно сегодня.
Глава 10. Артём
Обнаженные ветви деревьев царапали стекло. В тусклом свете, что просачивался из пустого больничного коридора, тени казались устрашающими. Они создавали картины на стенах палаты, расчерчивая кривыми линиями пространство.
Я попытался повернуться на бок, но боль пронзила тело, словно его проткнули тысячи спиц. В который раз мне приходилось прикусывать губу, чтобы не застонать от бессилия. Мерзкие ощущения, когда даже пошевелиться не можешь, нервировали, но ничего другого не оставалось, как сдаться. Я вглядывался в потолок и медленно сходил с ума. Наверное, стоило радоваться тому, что остался жив, но чувствовать себя немощным перед обстоятельствами было тождественно понятию «слабак».
Я сам-то не смог защитить себя, а чего уж говорить о ком-то ином. А если бы что-то угрожало Тимохе или Оле, чтобы я сделал тогда? Снова бросил в отморозков костылем?! Бред! Я почти готов был сдаться, мысленно отпуская все чувства на волю, но они… Черт возьми, они, будто бы воздушный змей в отсутствие ветра, никак не желали улетать.
Кто-то прошел по коридору, за окном послышалась сирена реанимобиля, а я прикрыл веки. Ждал утра. Знал в глубине души, что оно многое изменит, только вот в какую сторону еще не осознавал.
И когда рассвело, когда увидел сына и Олю, едва не задохнулся от эмоций. Плакать хотелось, словно на меня неземное счастье обрушилось. Обнять их попытался, но едва рукой пошевелил, видимо, не стоило геройствовать, и надо было соглашаться на обезболивающее. Тимка обнимал меня, устраивая голову на груди, а она — женщина, которая жила в моей голове, смотрела таким взглядом, что у меня все узлом сворачивалось внутри. Больше всего я хотел почувствовать их тепло, прижать к своему телу, раствориться в них двоих.
