Оля выгибалась, тянулась ко мне, ерзала на постели, желая тоже чувствовать внутри себя нечто большее, чем язык, но не сегодня.
— Кузьмин, — сквозь зубы прорычала она, откидывая голову назад. — Ты просто издеваешься надо мной. Ну, ничего, ничего…
— Ты вкусная, — приподнявшись на локтях, облизал я губы и подмигнул ей. Оля потянула меня за волосы слегка, фыркнув довольно, и я, подавшись вперед, устроился рядом с ней.
— Мне больше не страшно, Артем, понимаешь. Кажется, будто горы могу свернуть, беременность мне сил придала. Огромных, как скала. Я готова пойти против Олега, даже если он будет сыпать проклятиями и грозиться, что жизни не даст. Теперь, когда я слышала сердце своего… нашего ребенка, я осознала, насколько была все же безвольной. Боялась, что пропаду одна. Идти некуда ведь было. А теперь все иначе. Я, словно жить начала заново, дышать стала свободнее.
Я лишь глаза прикрыл, давая ей выговориться. Каждое слово ловил, каждую интонацию впитывал в себя, пропуская все через сердце, которое сегодня заменяло фильтр. Слышал в ее голосе искренность и кулаки сжимал, настолько сильно любил их. Зубами готов был вгрызаться в асфальт, лишь бы счастье подарить своей семье.
— Завтра буду подавать заявление на развод. Плевать мне на свекра и Андреева. Пусть катятся к чертям, — уверенным тоном произнес она.
Мне кажется, я еще никогда не слышал в ее голосе такое количество стали. Гордился Олей, видел ведь, как она растет, как сбрасывает путы. Да внутри она дрожала, как лист осиновый, но шла же вперед, спотыкаясь, падая, однако, шла. И я всегда был готов подставить свое плечо, бороться за нее, отдавая взамен себя до капли.
— Думай о малыше, а все остальное мишура, Оль, фон… Самый темный час перед рассветом, это давно всем известно. Сегодня нам судьба подарила радость, а ведь вчера я думал — сдохну без тебя.
— Прости, прости, — обхватила она мое лицо руками, принявшись осыпать поцелуями. — Просто, когда Олег сказал, если… — она осеклась, сделав глубокий вдох, — когда он сказал, что мой отказ будет равносилен тюрьме для тебя, я думала умру, Артем. Ну как я могла допустить подобное. Видела его лицо разбитое и боялась…
— Думала, что это я?
— Конечно. Хотя… потом уже сомнения закрались, поэтому и Даниилу позвонила…
— Правильно сделала. Данька никогда не откажет в помощи. Если вдруг что в будущем произойдет, сразу к нему, поняла?!
— Да ну тебя, Кузьмин, не пугай. Все будет хорошо у нас, ну вечно же плохо быть не может?!
— Возьмешь мою фамилию? — выпалил я, накручивая на палец прядь ее светлых волос.
Вырвался из меня этот вопрос, сам даже не заметил как. Видимо, давно уже был готов озвучить его, но время выжидал. Вот Вселенная и решила, что пора.
Оля улыбнулась, прикусив губу. Взгляд ее глаз стал озорным, любопытным, она стала напоминать ребенка, который с азартом разворачивает шелестящую обертку в надежду найти под толстым слоем бумаги лакомство.
— С удовольствием, — все же ответила она, внимательно наблюдая за моей реакцией.
Я даже испариной покрылся, пока ожидал, что она скажет. Но теперь-то понял, что связаны мы навеки. Внезапно мысль пробежала о той девчонке, что лежала на холодном снегу. Не знаю к чему вспомнил о ней. Поежился, стараясь попрощаться с этой картиной навсегда, но под ложечкой неприятно засосало, наверное, правда, надо бы попросить Сергеева навести о ней справки. Он ведь может?! В глаза бы ей взглянуть, поинтересоваться за каким она дьяволом… впрочем, никакой разницы уже не было. Года прошли, нога новая не выросла. Но отчего-то хотелось узнать, как сложилась ее судьба. Потому что моя была с привкусом дегтя.
Глава 17. Ольга
Домой я снова не вернулась, собиралась, но Артем не пустил. А я всего лишь хотела забрать свои вещи, но Кузьмин дал понять, что не стоят они того, чтобы нервы себе мотать, тем более, теперь. Мне казалось, что он все девять месяцев будет меня опекать, не позволив грустить. Наверное, так и проявляется любовь. Настоящая, искренняя.
Вечером вернулся Тимка, и это было счастье. Я смотрела на него и представляла, как здорово будет, когда нас станет четверо, сколько всего важного и интересного ждет впереди. А на следующий день я отправилась в ЗАГС, делить ведь нам было нечего. Не нажили ничего за эти годы. Написала заявление, заранее зная, что Олег найдет тысячи причин, чтобы свести все мои доводы к нулю. Не любил он меня, просто желал напакостить, чтобы жизнь не казалась мне медом. Однако инициативу я проявила, твердо зная, что больше не оступлюсь. Артем — моя судьба, и готова я к тому, чтобы отдать ему все.
Он — мое отражение, мой воздух, жизнь моя.
— Все, — выпорхнув на крыльцо дворца бракосочетания, с облегчением произнесла я: — Написала, теперь осталось подождать, когда пройдет установленный законом срок, и все закончится.
— Сомневаюсь, что он просто так тебя отпустит, — устало улыбнувшись, выдал Кузьмин. — Не отступится, будет давить.
— Но ты ведь тоже не сдашься, Артем?!
— Конечно, нет. Оль, ну как сдаваться-то теперь, когда ответственность такая на плечи легла. Помнишь я рассказывал тебе о том случае… — начал он, на мгновение умолкая.
— В горах? — вложив свою ладонь в его, поинтересовалась я.
Мы шли по запорошенному снегом парку и наслаждались единением. Мгновением, что было лишь нашим. Тишина. Высокие макушки елок гнулись под тяжестью мокрого снега, а я дышала полной грудью, словно пытаясь, чтобы кислород наполнил каждую мою клеточку.
— Да, Оль, там девушка была. Не хочу вдаваться в подробности, ну в твоем положении не стоит такие ужасы слушать.
— Тебя это гложет? — погладив его ладонь указательным пальцем, замедлила я шаг.
— Не знаю, милая, даже как сказать. Почему-то в последнее время я часто вспоминаю эти картины. Будто что-то сделать должен, но что?! Найти ее?! Я ведь с той поры даже ни разу не поинтересовался ее судьбой. Наверное, жива. Да, скорее всего, и забыла тот ужас, просто…
— Одновременно хочешь поговорить с ней и боишься?
— Вроде того, — согласился Артем. — Я тогда и не думал ни о чем, когда поспешил на помощь. Единственной мыслью было — вытащить, помочь. Когда-то по молодости я уже становился свидетелем того, как по незнанию люди срывались, не соблюдали технику безопасности, лезли куда не следует и заканчивалось это все плохо, а там девчонка. Даже не знаю, сколько ей лет-то двадцать, наверное, от силы. Я особо не всматривался в ее лицо, глаза только карие запомнил, странно.
— Что? — нахмурилась я, видя, как Артем переживает.
Носит все в себе, боясь открыться до конца. Да я сама внутри хранила ящик Пандоры, зная, если чуть приоткрою крышку, то будет больно. Я боялась этой боли, не желая заново все проживать. Лишь ночами иногда видела снова эти картины и лезть хотелось на стены. Ощущала холод, видела кровь, глаза этого мужчины сквозь прорезь шапки и… пыталась вспомнить голос, но он сливался в гомон. Шум стоял в ушах, а я снова и снова просыпалась в холодном поту.
