— Бывший друг, — поправляю я Ветрову, нажимая на кнопку звонка, очень рассчитывая, что хозяина мы застанем дома.
Не хочется думать о том, что потратили время зря, проделав такой путь. Я все стараюсь прислушаться к тишине и краем уха улавливаю шорох за дверью, только после этого выдыхаю наконец-то.
Дверь медленно открывается, в полумраке коридора возникает сухая фигура старика и я в нем никак не узнаю того Воронова, который, помнится, с радостью нянчился со мной. Всматриваюсь, пытаюсь понять, а он ли это? Может, я ошибся?! Но глаза… их невозможно не узнать. Они все еще излучают свет какой-то неподдельный, настоящий, что у меня сжимается все внутри. Ощущаю странную потребность обнять этого человека. Потому делаю шаг к нему, сгребая в объятиях худенькую фигуру мужчины.
Его плечи подрагивают от волнения, сердце бьется так, что, кажется, мое взорвется, как воздушный шарик.
— Тимур, — произносит он осипшим голосом, — каким ты стал взрослым, мальчик мой.
— Вы меня узнали? — задаю наиглупейший вопрос, который только мог задать.
— Конечно, — улыбается он, — ты почти не изменился, только стал выше меня. Проходите, не стойте на площадке, как чужие.
Мы переглядываемся с Аленой и входим. Стесняясь немного и тушуясь, устраиваемся на диване в гостиной. Рядом на тумбочке стоят множество пузырьков с таблетками, какими-то микстурами, хотя и взгляда одного достаточно было, чтобы понять — хозяин дома тяжело болен.
Я немного успокаиваюсь, но все равно в виске отчаянно пульсирует кровь, перед глазами словно дымка, мешающая смотреть на все четко.
Воронов устраивается в кресле, а Аленка успевает тем временем шепнуть мне на ухо:
— Александр Иванович.
— Что? — переспрашиваю, не сразу вникая в суть.
— Воронова зовут, — отвечает она, кивая на противоположную стену, где висят грамоты.
Отчего-то берет гордость за этого человека, который, по сути, мне чужой.
Я нутром ощущаю, однако, что ему можно доверять и ничего не могу поделать с этим. Так и тянет открыться, рассказать о сомнениях, попросить совета. Это необъяснимое желание быть честным с ним поражает и пугает одновременно. Ранее не замечал за собой такой сентиментальности, что ли, или тяги к откровениям.
— Ну, — разводит он руками, словно видя нас насквозь. — Вы же не просто так пожаловали, точнее, вспомнили обо мне. Раз приехали, значит, были причины. Я готов ответить на ваши вопросы.
— Вы так уверены, что они у нас есть?
— Несомненно, да и странно бы это выглядело в противном случае, — улыбается он, глядя на Алену, а та кивает едва заметно.
— Правда, у нас есть вопросы. Их, пожалуй, даже больше, чем вы могли бы предположить, но боюсь, что никто другой на них мне не ответит.
— Отец не знает, что ты здесь?
— Нет, я уже довольно-таки взрослый, чтобы не отчитываться перед ним и не докладывать, куда собираюсь поехать.
— Думаю, он и так все знает, — усмехается Воронов, рассматривая свою тонкие пальцы рук.
— Твой отец хитрее, чем ты думаешь. Поверь, я знаю, о чем говорю.
— Вы столкнулись с этим, да? — робко интересуется Алена.
— В какой-то мере. По глупости, наверное, больше, но чему быть… Что ты хочешь узнать, Тимур?
— Полина… — начинаю я, а Александр поджимает губы, тяжело выдыхая. Кажется, эта тема ему неприятна или просто тяжела. Я пока не очень понимаю, но с каждым мгновением уверенность все сильнее завладевает мной.
— Эта тема табу для твоего отца, — начинает он, а мы замолкаем, боясь пропустить хотя бы слово, — хорошо, я расскажу тебе все, что знаю, но взамен тоже попрошу кое-что…
Глава 15
Мне кажется, я представляла Воронова другим. Пока мы с Тимуром добирались, все думала, не столько о тайнах семьи Кирсановых, сколько о своих собственных. Мне дико хочется узнать, что же такого отыскал его отец. Потому роюсь в памяти, стараюсь вытащить оттуда хотя бы какую-то деталь, за что возможно зацепиться. Увы. Ничего примечательного не могу найти.
Все как обычно. Среднестатистическая семья. Не очень счастливое детство, вероятно, для моего поколения это считалось едва ли не нормой. Конечно, если бы я имела возможность что-то изменить, то воспользовалась шансом. Но нет. Его нам не давали. Но и на том спасибо. По крайней мере, я воспитывалась не в детском доме.
Вспоминаю долгие разговоры с мамой, уход отца. Заново все прокручиваю и снова упираюсь в глухую стену. В какой-то момент устаю от круговорота мыслей, тем более они не приводят ни к чему. К этому времени, к счастью, мы уже подъехали к дому знакомого семьи Тимура.
Я вижу, как мой бывший напряжен, он хоть и старается держать лицо, но все равно в глазах плещется волнение. Неплохо все же знаю Тима, потому понять, что он чувствует, кажется, могу.
Старик Воронов встречает его, кстати, как очень близкого человека. Я поначалу даже слегка удивляюсь этому, но постепенно внутри меня все приходит в норму, эмоции сглаживаются, дыхание выравнивается и уже с любопытством впитываю каждое слово, боясь пропустить нечто важное. А Александр Иванович рассказывает очень интересные вещи, которые мы, кажется, совершенно не ожидали услышать.
— Почему табу? — робко интересуюсь я, хмуря брови.
Понятно, что вспоминать горькие мгновения тяжело, но Воронов делает акцент именно на том, что Кирсанов-старший по иной причине не желает поднимать эту тему.
— Думаю, не все так прозрачно в этой истории, — разводит он руками, а я устремляю взгляд на Тимура, мне хочется заглянуть в его душу, понять, что происходит сейчас в ней. Да и мысли у Тима наверняка не самые радужные, приблизительно представляю, о чем он в эту минуту думает, но что-то подсказывает внутри Кирсанов мрачнее грозовой тучи.
— Делать тайну из этого странно, по крайней мере, внутри семьи. Мы же не чужие люди. Ладно, понимаю еще, что он пытался скрыть что-то от прессы, но…
— Тимур, твой отец достаточно непростой человек. У него имеются принципы и много того, что он желал бы скрыть. Стереть, словно никогда не было.
— Отец замешан в чем-то? — прямо в лоб спрашивает Тим, а я едва не икаю от неожиданности. — Мне кажется, вы ходите кругами, но так ничего и не поясняете, — начинает он заводиться, отчаянно принявшись жестикулировать.
Воронов скрещивает руки на груди, задерживает взгляд на лице Тимура. Я вижу, как пролегает складка между бровей старика и в этот миг что-то неуловимое проскакивает внутри меня. Словно я тень увидела, но не смогла зафиксировать ее в сознании. Слишком быстро меняется картина и мне приходится тряхнуть головой, чтобы прогнать этот морок. Черт, как же хочется поделиться мыслями своими, но держусь. Не время, да и странно это все будет звучать после, конечно.
— О чем вы хотели попросить? — кашлянув в кулак, вмешиваюсь в мужской диалог.
