– Курсант Тукин, доложите о происходившем в дисотсеке за время вашего пребывания.
Мой приказ удивил гвардейцев, а пацана опять вогнал в панику. Он переводил взгляд с меня на майора; майор встал на мою сторону.
– Выполняйте.
– Я ничего не знаю точно… Могу лишь предположить… что там, в конце коридора, в камере кто-то есть.
Я подняла бровь.
– Кто?
– Я думаю, что это Дон Саксон.
Майор нахмурился, пытаясь что-то припомнить, и не смог.
– Дон Саксон? – переспросил он пацана.
– Его объявили пропавшим без вести пять би-суток назад.
Гвардейцы переглянулись и стали молча закрывать дверь в камеру Тукина.
– Постойте, этот курсант мне нужен.
Майор скривился, но возражать не стал.
– Курсант Тукин, идите и приведите себя в порядок, подготовьтесь к тестированию, у вас есть сорок минут, – я отдала приказ.
– Есть, сэр.
Сэр, так сэр, у меня полно других дел, кроме того, чтобы поправлять мальчишку.
Один из гвардейцев отконвоировал Тукина к ближайшему инструктору и передал приказ. Остальные пытались открыть дверь, на которую указал пацан; не подходила ни одна карточка доступа. Кас предложил снять карточку с убитого мной монстра, майор связался со своими, и через десять минут ее принесли. Она подошла, дверь с легким щелчком открылась. Я навострилась войти вслед за майором, но он жестко приказал мне оставаться в коридоре, и один из его людей тут же перегородил мне путь, готовый отбивать атаки. Я еще не сошла с ума, чтобы цапаться по пустякам, и терпеливо ждала, что же будет дальше. Прошло минуты три, и майор вышел с белым лицом и каким-то остекленевшим взглядом.
– Он жив? – ничего другого мне в голову не пришло.
Майор кивнул. Я подошла к нему.
– Майор, у нас есть при себе аптечка, я владею навыками медпомощи.
Пол приблизился, разматывая портупею-аптечку.
– Пусть он идет, – и майор кивнул на Пола, – вас я не пущу. Покиньте помещение, – сказал он устало. Спорить с ним я не стала и подчинилась. Мы с Касом вышли из дисотсека и стали ждать развития событий. Мне подумалось, что такой тренировки терпения и смирения у меня уже давно не было. Через минуты три в дисотсек завели грави-носилки, а еще через десять на них вынесли кого-то прикрытого простыней, и вышел Пол, тоже очень бледный.
Майор уже успел взять себя в руки и хотел знать, что и откуда мне известно. Мы нашли закуток, где могли поговорить.
– Рассказывайте, – злобно приказал он.
Не тут-то было, я смерила его долгим взглядом.
– Что, майор, хочется оторваться хоть на ком-то? – спокойно поинтересовалась я.
Какие-то мгновения я думала, что он все же взорвется, и приготовилась драться, но он смог взять себя в руки.
– Извините. Рассказывайте, – уже попросил он.
– Да нечего рассказывать, в зале один из инструкторов, видя, что я на него смотрю, беззвучно сказал: «карцер». Я решила узнать, чего он добивался.
– Как он выглядел, табличку его вы прочитали?
– Табличку не прочитала, – с чистой совестью ответила я, – а как выглядел, рассказывать не буду. – Майор тут же вскинулся. – Потому что этот человек и так сделал все от него зависящее, вы прекрасно понимаете, что никакой инструктор не мог помешать ректору и его монстру.
Пока майор раздумывал, давить ли на меня, мимо провели в дисотсек еще одного пацана, из кандидатов. Я окликнула конвоира.
– Гвардеец, в чем вина этого курсанта?
Сержант взглядом спросил разрешения у майора, тот кивнул.
– Он находился там, где ему быть не положено: в комнатах ректора.
Пока мы говорили, у меня была возможность рассмотреть этого четырнадцатилетнего мальчика – проститутка, иногда это видно, как клеймо на лбу, а его презрительная рожа вызывала желание съездить по ней чем-нибудь тяжелым. Проститутки нам не нужны, шовинистические проститутки тем более.
– Спасибо, гвардеец.
Когда они отошли, я взорвалась.
– Скажите мне, майор, как такой человек, как Кноксон, смог стать ректором и получить немалую власть? Почему его не остановили, ведь наверняка знали, как минимум, о его пристрастии к мальчикам? А?
– Да что ты знаешь, иностранка? Думаешь, так он и подставился, дал повод? Да если б он открыто нарушал приказы – давно бы с ним разобрались! Знаешь, как надо было ему голову заморочить, чтобы хоть при тебе он потерял осторожность?
– Угу, ловля на живца, значит. Вы хоть казните его?
– Теперь – да. За нарушение приказа ему грозило только отстранение от должности, но за то, что он сделал с этим курсантом, – смертная казнь.
– Хвала Судьбе, хоть что-то у вас не через задницу, – вырвалось у меня.
– Да как ты смеешь…
– Заткнись, умник, – твердо сказала я. – Если вы без меня не можете решить свои проблемы, то молча проглатывайте мое к вам отношение.
Спокойный деловой тон на него подействовал отрезвляюще.
Я провела в этом училище четыре дня, летая на ночевки к Вольфу, отобрала пять мальчишек, включая Тукина. Я решила не расспрашивать Пола о том, чтó конкретно сделали с несчастным, дабы не портить себе аппетит и сон. Похоже, телохранитель был благодарен за такую деликатность. Того инструктора я видела мельком пару раз и старательно не обращала на него внимания, он на меня тоже.
Вскоре после инцидента я слетала на встречу с президентом; видно, безымянный майор что-то насвистел. Мы отужинали в интимной обстановке, а потом за чашечкой кофе вышел очень жесткий разговор, в результате которого мне пришлось согласиться на участие в провокационных акциях в отношении оппозиции в обмен на полную поддержку, если таковая мне понадобится. При этом я смогла выторговать только одно: чтобы меня не использовали в темную, как в случае с Кноксоном. После встречи с Соденбергом я прямиком отправилась к отцу с докладом. Он не удивился такому повороту событий. Насколько я поняла, отец собрался торговаться за мои услуги провокатора; меня все это абсолютно не радовало, но тут уж ничего не поделаешь. Я попыталась выспросить его о том дорожном разговоре с тропезскими безами, но отец наотрез отказался обсуждать эту тему. Ушла я от него в отвратительнейшем настроении.
Дни опять полетели в круговерти эгофайлов и занятий с курсантами. Первые одиннадцать составили костяк и, по сути, уже занимались инструкторской работой – в любом задании их пока ставили старшими. Я присматривалась к новичкам и уже выделила несколько ярких ребят. Тукин оказался очень перспективным, он легко сходился со всеми, и голова у него работала быстро и точно – идеальный баланс между логической и интуитивной составляющей.
