– Поведал, – уныло подтвердила Алька. Он вообще всегда все готов был поведать – как на духу выложить. Всегда ведь казалось, что уж Елисей-то и понимает ее, и не предаст никогда – ведь он такой честный, открытый, ни одной задней мысли… а выходит, никогда он ни о матери не говорил, ни об этой вот… родственнице. И откуда вообще у королевского рода Тридесятого родственница – колдунья? Никогда Алька о таком не слыхала. – Да и не переживай ты за него. Так матушке его и передай – мол, кормят-поят, в подвале не держат. Да и отпустят его, небось, скоро. Какая ни на есть Наинка противная, а наследника-то чужого королевства небось не станет долго держать…
– Что ж ты так о сестре-то не по-доброму?
– Ненавижу ее, – привычно буркнула Алька, – да кабы не она…
И вдруг запнулась. А что, собственно, – кабы не Наина?
…Например, кабы не Наина, Алька давным-давно вышла бы замуж за Елисея. А он бы ее… в башню посадил, как его отец – свою жену? Да нет, это вряд ли. Уж Алька бы не позволила!
…Еще, кабы не Наина, учиться ничему Алька бы тоже не стала. Ну, положим, в академии отучиться каждый наследник из союзных стран обязан… но ведь можно и заочно? А еще Елисей сказывал, что царевичей да королевичей из академии вовсе не выгоняют, как бы плохо ни учились. На второй год оставляют разве что. Да и поступают-то они без всяких экзаменов. Потому как какой ни есть наследник негодящий, а коли править ему, так хоть как в него какие-то знания запихнуть надобно! Вот и мучились профессора в академии. И наследников мучили. Иного и по семь лет, и поболее – до результата. С Елисеем, правда, шибко мучиться не стали. Он об этом очень гордо говорил – мол, с ним вообще не знали, что делать. Тридесятое-то и в союзный договор не входит. А все ж выгнать его по уставу академии нельзя, там не указано, что наследники непременно из союзных стран. Вот и закрывали профессора глаза. Мол, захотел хоть вообще учиться – и то хлеб. Авось чего и останется в голове. Но пусть уж лучше переходит на следующий курс – других преподавателей мучить…
Вот и Алька бы поди училась вроде Елисея – как-нибудь. Только еще и заочно. По уважительной зато причине: ибо царица!
Да только какая б из нее царица была… всем бы Тридевятым небось уже король Демар правил давным-давно. Потому как ни Елисей, ни Алевтина понятия не имели, как это делать и чем вообще царство живет. Еще и, небось, благодарны ему были…
– Помирилась бы ты с сестрой, – скрипучий голос ворвался в размышления царевны неожиданно. Она и позабыть успела, что не одна!
А старуха смотрела на нее пристально, не мигая. И будто видела в ней… что-то свое.
– Тебя не касается, – буркнула Алька.
– Не касается, – кивнула та. – А только не дело это – когда сестра сестру ненавидит. В гневе да запале чего только не вытворишь… как бы жалеть потом не пришлось.
Последние слова колдунья произнесла с такой горечью, что стало вдруг совершенно ясно: о своем она говорит… не об Альке с Наиной вовсе.
– Ты тоже поссорилась с сестрой? – быстро спросила царевна. – И что-то натворила?
Колдунья подняла руку, чтобы провести ладонью по лицу. Просторный рукав ее бесформенного одеяния чуть съехал, и на сухом сморщенном запястье ведьмы Алька заметила странное украшение – простую, даже, кажется, ржавую тусклую цепь.
– Что я натворила – то уж тебя, царевна, не касается, – резко каркнула колдунья. – Недосуг мне с тобой разговоры разговаривать. Зеркало Елисею отдай!
Выплюнув последний приказ, колдунья резко махнула рукой – и тотчас ее изображение в зеркале сменилось отражением самой Альки.
– А вот не отдам, – буркнула царевна уже себе под нос. – И нечего мне указывать!
Глава двенадцатая, в которой царевна вспоминает старые сказки
Очередной день снова выдался тяжелым. Да легкого никто и не ждал. Елькинцы сказывали, мол, еще одна волкодлачья стая по ближнему леску рыщет, да вот отыскать ее никак не удавалось. Обычно-то нежить живых сама разыскивает да нападает, а тут пришлось едва не целый день без толку по лесу кружить, сквозь буераки пробираться. В конце концов оказалось, что стаи той – всего-то пяток волкодлаков, да только крупных, матерых. И напали они по-умному – исподтишка. И на самого слабого. Акмаль едва успел заслонить царевну, пока та заполошно пыталась приладить болт к арбалету… а потом всю битву все, как один, богатыри Акмаля раненого заслоняли.
Ехал он теперь, тяжело привалившись к шее любимого коня. На чужого садиться или кого-то к себе в седло пускать отказался.
“Ишь, – думала Алька, – гордый… кто б подумал теперь, что вор-конокрад…”
– Спасибо, – сказала она вслух. – Что заслонил.
Акмаль не стал тратить силы на ответ – лишь едва заметно плечом дернул. Не стоит, мол.
– В отряде каждый товарища защищает и спину прикрывает, – спокойно произнес Михайла. – А уж царевну-наследницу защищать – долг каждого воина в Тридевятом. Ничего, скоро в Камневе будем – там-то небось сыщутся лекари.
Какое-то время ехали молча. Устали все – и говорить не хотелось. Почти никому… кроме царевны.
На Альку, когда она переживала, всегда болтливость нападала. Все уж и привыкли, что она и в бою может трещать без умолку. Ну да ведь каждый с собой как может справляется.
– Савелий! А вот ты мне про себя все рассказал, а какой подвиг великий совершил – не сказал…
– Да тут и рассказывать нечего. Батюшку твоего, царя Игната, от стрел заслонил да спиной к спине с ним встал… правда, царем он тогда еще не был – только нареченным царевниным. Зато их и родители уже благословили. Стало быть, и наследником престола уже считался вместе с царевной Анной. На охоте от всех отбился, тут-то его засада и подстерегла…
– На батюшку покушались?! – Алька ахнула.
– А как же. Да и не один раз! Аккурат с тех пор как твоя матушка королю Демару отказала, да еще и выбрала вместо него простого воина. Ну, это у них там в Тридесятом так считают – простого. Словом, на охоте дело было… А я случайно рядом оказался – вот и встал с будущим царем плечом к плечу. Он-то, пожалуй, и без меня бы справился – чай, Игнат-то и сам был богатырем не из последних…
– Погоди, погоди… что значит – Демару отказала? Король Демар сватался к моей матушке?
– Сватался. Он давно на Тридевятое царство глаз положил. А пришлось на княжне из Дваждыпятого княжества жениться – она тоже наследницей была, вот и присоединил Демар ее земли к своим. А тогда еще не угомонился. Все надеялся… доказать-то, конечно, никто того не доказал бы. А только все одно к одному было. Вот мы тогда вдвоем с Игнатом-богатырем управились с ворогами… а потом обернулся он ко мне да и говорит: “Немалому ты научился, сын купеческий Сава Фидукин”. Я тут и обомлел. Я-то ясное дело, всех богатырей с того самого случая запомнил – у меня-то, чай, вся жизнь тогда перевернулась. И без алого плаща признал. Но чтоб он меня! Да еще спрашивает – что, мол, так же ли мечтаешь богатырем стать?
