В бедной однокомнатной квартире на стенах даже обоев не было — побелка только. Мебель самая простая и той почти нет. Даже светильники — простая лампочка в патроне. Эмиль мыл руки. Я остановилась в проходе, глядя, как в сток убегает розовая вода. Он умылся, промыл глубокую царапину под мышкой и, сорвав с крючка пушистое полотенце, уставился на меня. Молча и холодно. Без выражения. А затем как ни в чем ни бывало вытерся, швырнул полотенце в корзину для грязного белья, и прошел мимо.
Я с болью смотрела ему в спину.
Он не спросил, почему я не улетела, и как оказалась с Андреем. Может, и так знает, но я понимаю, почему он так себя ведет и вновь окружает меня стеной молчания. Эмиль злится на меня.
— Антон, жрать хочешь? — бросил он в комнату, затем ушел в кухню. Через минуту по квартире поплыл запах яичницы.
Оказалось, мой муж прекрасно управляется с готовкой. Эти полгода он провел практически в полевых условиях.
Я остановилась на пороге.
— Поговори со мной, — попросила я.
Эмиль меня игнорировал. Словно меня нет, за его спиной воздух, а мой голос — шелест сквозняка. Может, так и есть. Я едва стояла на ногах от слабости. Тот удар кулаком не прошел бесследно: я вот-вот потеряю сознание.
Глава 35
— Он угрожал нашему сыну, — почти проваливаясь в обморок, прошептала я. — Ты слышишь?! Бессонов угрожал нашему ребенку!
Я ухватилась за косяк, сквозь темноту увидев, что Эмиль обернулся.
— Где телефон? Позвони матери.
Я с облегчением выдохнула: сломала стену молчания. Он сам нашел сумку, вытряхнул телефон и дал мне. Я привалилась спиной к косяку, веки были тяжелыми, а громкие гудки вызывали головную боль. Я ждала долго, пока Эмиль не забрал трубку и не перепроверил вызов.
— Перезвони, — он набрал номер брата.
Я ведь их предупредила… Феликс должен ждать звонка. И начеку должен быть.
— Дина? — раздался резкий голос.
— С Эмилем все в порядке? — промямлила я.
Феликс позвал маму, и я услышала, как она поднесла ребенка к трубке.
— Включи громкую связь, — голодно попросил Эмиль.
Я послушно включила, и кухню наполнило гуление малыша. Наверное, бабушка его пощекотала, потому что тот рассмеялся. Эмиль улыбнулся, глубокие морщины разгладились. Я смотрела в непривычно посветлевшее лицо мужа. Серые глаза с тяжелым, грустным выражением, словно он вымотан жизнью в ноль, были от другого человека. Изголодался по сыну, семье.
Эмиль мог сам поговорить — в новостях трубили, что он в розыске. Прятаться не нужно. Но мои могут этого не знать и пугать их ни к чему.
— Нам еще долго здесь торчать? — раздраженно спросил Феликс, которого, кажется, злила и моя мама, и постоянные непонятки.
— Пока не знаю…
Он даже не догадывался, что рядом со мной стоит Эмиль. И от этой тайны нахлынула волна тепла, едва не лишившая последних сил. Мы с Эмилем свели над телефоном головы, словно хотели ближе оказаться к ребенку. Я закрыла глаза, вспоминая мягкую макушку со светлыми волосами, похожих на пух, и ощутила прилив звериной тоски. Думаю, Эмиль тоже чувствовал нечто подобное, но жестом показал — хватит, и забрал телефон.
— Мама, мне пора…
С видимым сожалением на лице, он сбросил вызов. В тишине тихо скворчала яичница, пока он не выключил плиту. Вернулась вертикальная черта между бровей и даже стала жестче. Ему больно. Я смотрела, как лопаткой он перекладывает куски яичницы на тарелку. Правая кисть сильно отекла и дрожала. Костяшки разбиты в припадке ярости об капот.
Как там Андрей? Я волновалась, но спрашивать и напоминать о нем Эмилю нельзя, иначе снова распсихуется. Утолив страх за ребенка, он опять замолчал. Он так расцвел, когда услышал детский смех… И стало страшно: а вдруг не просто пугал, а сдержит обещание — заберет сына?
— Прости, — прошептала я. — Прости, что не улетела. Что не послушала тебя. Что пошла с Андреем… У меня были причины!
Эмиль раздраженно швырнул тарелку на стол.
— Я ведь шла к тебе, слышишь? Не к нему, я искала тебя!
Я совсем разволновалась. Перед глазами поплыло и случилось то, к чему шло: я потеряла сознание.
Я открыла глаза в темной комнате. Антона не было, зато на краю кровати сидел Эмиль, опустив голову. Он не заметил, что я пришла в себя. Держал меня за запястье, словно считал пульс, задумчиво поглаживая нежную кожу.
— Я чуть тебя не застрелил, — неожиданно сказал он.
Я привстала, щурясь в темноте. Выражения лица не видно — только овал без черт. Эмиль говорил мрачно, словно чем-то тяжким делился.
— В машине Бессонова, — он резко поднял голову. — В последний момент увидел, что ты это.
Я не перебивала, боясь, что он снова закроется, просто ждала продолжения.
— Мы с Антоном ждали его, пристроились за машиной, обстреляли, — он невесело рассмеялся. — Я еще очередь хотел дать, сблизились, и тут на повороте вижу тебя на заднем сиденье.
Он наклонился, я потянулась навстречу, и мы встретились на полпути. Я, наконец, увидела его глаза, и мы застыли, как двое влюбленных перед первым поцелуем. Только это не любовь была. Пальцы сжались на запястье. Я когда рожала, так сжимала пальцы на его руке — от дикой, беспросветной боли.
Нас прервал Антон, появившись на пороге, и даже не извинился.
— Эмиль, — хрипло сказал он, и мой муж отвернулся. — Только что в новостях написали… Бессонов сдох по пути в больницу.
Эмиль издал странный смешок. Лицо было потрясенным, но губы расползлись в широкой улыбке, вокруг глаз появились морщинки, а глаза приобрели сумасшедшее выражение.
— Спасибо тебе, — непонятно кому сказал он.
Он благодарил не меня — отпустил руку, и поднялся. Я растерянно наблюдала, как смеясь, они хлопают друг друга по плечам, поздравляя с победой. Им есть, что праздновать: с прошлого декабря вели борьбу и оба чуть не погибли.
— Пишут, что выстрел совершил наемный убийца, — продолжил Антон. — Его не задержали.
Он что-то добавил Эмилю на ухо — не хотел, чтоб я услышала. Андрей ушел? Мужчины вышли из комнаты, и я легла обратно. Голоса на кухне стали повеселее. Я не понимала, что чувствую. Страх, тревога, хотя, вроде бы — радоваться должна? Я слишком привыкла к опасности, чтобы верить в хороший исход.
Эмиль принес тарелку в комнату с несколькими кусками яичницы, оставил на кровати и ушел. Я без аппетита поковыряла свернувшийся белок. Он сделал это без заботы, с долей равнодушия — словно о кошке вспомнил и покормил.
После ужина он вернулся.
— Антон останется на кухне, — сказал Эмиль, расстегивая ремень брюк. — Мы ляжем вместе.
Кровать одна, я не стала спорить — просто отодвинулась к стене. Он лег с оружием и пристроил распухшую руку на груди.
