— А до одиннадцати? — проверил я у коменданта наличие чувства юмора, взял лист и ручку.
Василий Ильич улыбнулся, демонстрируя два металлических зуба, погрозил пальцем:
— Главное — имущество казенное и пыки соседям не портить.
— Пыки? — переспросил я.
— Физиономии.
Хорошо хоть этот с юмором.
Правила были строгими: регистрировать гостей на проходной, не оставлять их на ночь, не пьянствовать, предупреждать заранее, если возвращаешься поздно, соблюдать чистоту и график дежурства. Подписавшись и немного успокоившись, я вернул листок. Василий Ильич взял конфету с тарелки возле елки, отдал мне.
— Угощайся, Санек. Белочка.
— Рановато. Это после нового года «белочка» актуальна, а сейчас, вон, барбариска…
— Бери, я сказал! — прикрикнул комендант.
— Спасибо, Василий…
Он поднялся, махнул рукой:
— Зови меня товарищ Мищенко, а то прям, как Ленин. Только не Владимир. — Он хохотнул своей шутке. — Идем, покажу твою комнату.
Было ему около шестидесяти, но выправка выдавала в нем или бывшего военного, или мента. Он ничуть меня не стеснялся, вел себя естественно.
Судя по ярлыку с номером 36, комната моя находилась на третьем этаже.
— Первый — гостиница для командировочных, — сказал комендант, преодолев лестничный пролет, — там редко кто живет. Второй этаж — в основном семейные и девчата. — Он указал на дверь, погрозил пальцем и мечтательно причмокнул: — Там такие девчата, ммм! Лучше и думать забудь. Третий — для молодежи и футболистов. На службу их понабрали только потому, шо мяч гоняют. А вот у мое время без службы в армии не брали. Милиционер должен уметь стрелять! А то понабрали молодняк, який в обморок падае при виде трупа.
— Спасибо, Ва… товарищ Мищенко.
— Та не за що пока. Идем дали. — Комендант остановился возле пепельницы, стоящей у открытого на проветривание окна. — От же свинюки, понакурили! От я вам задам! — Он распахнул дверь в коридор и крикнул: — Поймаю, кто накурыв, ноги повыдергаю!
— Точно не футболисты, им нельзя.
— Ой, да прямо там.
— Никотин убивает лошадь, а футболист — почти лошадь, по полю так же сайгачит.
Шестьдесят шестая дверь оказалась шестой от входа. Комендант сунул ключ в замочную скважину и отошел.
— Открывай, Саня. Пусть замок знает нового хозяина.
Два поворота ключа — щелк! Деревянная вполне современная дверь отворилась. Но прежде чем переступить порог, я изучил коридор: с одной стороны — стена и окна, с другой — ряд дверей, всего двадцать, над входом и в дальнем конце — камеры. В середине коридора — карман, в больницах в таких располагается пост медсестры, тут, наверное, был кинозал или что-то такое, потом посмотрю.
Комендант сунулся в мою комнату и всплеснул руками:
— Да это свиня, а не советский милиционер! Ты глянь, який срач развел! От Артурка, получишь ты у меня!
Недоброе я почуял, даже не переходя порог. В нос шибануло ядреной вонью настоявшихся носков и портянок.
«Твою мать! — мысленно выругался я, узнав, что у меня будет сосед. И еще больше расстроился, когда вошел в комнату. — Мать твою, пока неведомый мне Артурка!»
С одной стороны стояли соседские кровать, шкаф и тумба, с другой — то же самое, но уже мое. И все оно было завалено скомканными вещами, на тумбе водили хороводы тараканы и хлебные крошки, съежились в ужасе засохшие апельсиновые шкурки.
Апофеозом — недопитая бутылка кефира на тумбе, где, вероятно, уже зародилась жизнь.
Глава 7
Где же я буду харчеваться?
Я в нерешительности остановился. К вони чужих ног привыкнуть можно, как говорил мой кореш Леха, но башка-то помнит, что ты в легкие тянешь!
Так и я — постояв за порогом, к ароматам приспособился, чай не барышня. Еще и задумался, стоит ли разуваться или нет? Все-таки носки у меня одни, но по коврикам в обуви — как-то неприлично.
— Надо бы порядок навести. — Я посмотрел на коменданта. — У вас веника не найдется? Поработаю Гераклом.
— Шо?
— Авгиевы конюшни вычищу. Или, думаете, сосед будет против?
— Все найдется, сейчас принесу, — закивал товарищ Мищенко. — А сосед перебьется! Давай, ты пока располагайся, а я схожу за веником.
И все-таки: снимать туфли или нет? Не, нафиг.
Пока комендант открыл самую первую дверь и завозился в подсобке, я бросил пакет с вещами на тумбу возле кровати и рванул из комнаты исследовать этаж общаги.
В середине коридора, как я и предполагал, находился карман с зоной отдыха: несколько столов у окон, два дивана, между ними аквариум с рыбками, возле него пульт, а на стене — плазма марки «рекорд». В моем мире этот завод наверняка закрыли, оборудование разворовали и сдали в металлолом, а на его территории складируют какую-нибудь металлопластиковую ерунду или шлепают кладбищенские венки, а к Новому году — елки. Душа наполнилась гордостью за незнакомый пока мир, где удалось сохранить вещи, с которыми связано детство.
Помнится, в середине девяностых по телеку показывали «Терминатора», а в нашем «янтаре» лампа перегорела. Зато на антресолях валялся еще бабушкин черно-белый малыш-«рекорд», у которого раздолбалось гнездо для антенны. Пришлось откапывать дедов кривобокий паяльник, вспоминать последовательность действий при паянии и спасать малыша. Спас, «Терминатора» посмотрел.
Горлышко выпитой чекушки, припрятанной за пальмовым горшком, напомнило о студенчестве и походах к приятелям в общагу, аж сердце защемило. Правда, там не было такой зоны отдыха, а если бы и была, ее быстро разнесли бы. Молодежь есть молодежь вне зависимости от мира, и я молодежь, мне восемнадцать лет! И теперь я возможности не упущу.
Душ оказался приличным, похожий был в моем спортклубе: шесть кабинок с пластиковыми дверями, свежий ремонт, белая плитка. В туалете тоже было шесть кабинок, оттуда шибануло в нос химией, зимой и сосной — то есть хлоркой и хвойным освежителем воздуха.
А вот кухня в конце коридора вызывала уныние. Во-первых, на кухне была вечеринка, и я явно помешал. При моем появлении пировавшие прусаки бросились наутек.
Во-вторых, на обустройство этой части общаги бюджета явно не хватало. Газовые плиты, казалось, были времен Великой Отечественной: с прутьями над конфорками, прогоревшими почти до состояния иголок. Всего плит было шесть, а между ними располагались столы с порезанными, засаленными скатертями. В другом конце комнаты тарахтели шесть холодильников «Донбасс» — довольно современных, двухкамерных, но с поржавевшими ножками. Еще были шкафы с наборами посуды, где емкости для круп пустовали — видимо, дурачков в общаге не осталось — воровать у товарищей, конечно, нехорошо, но голод не тетка.
