Глава 12
Народ для разврата собрался!
Смартфон показывал начало одиннадцатого. Тянуло холодом, в черном небе, засвеченном городской иллюминацией, не было видно туч, но их тяжесть ощущалась, придавливала, и клонило в сон. Завтра может пойти снег, и на работе пригодятся те неубиваемые буцы, которые выдали еще в ментовке.
Я зевнул, ускорил шаг. На душе, несмотря на в целом успешный день, было муторно, потому что я не успокоюсь, пока в этом мире не найду другого себя и своих родных.
Как искать Звягинцева и его семью? Самое простое — позвонить домой в квартиру, где жили мы с мамой. Вдруг не изменился телефон, который я помню до сих пор? Телефонная будка — вон она, три рублевые монетки остались после покупки мороженого.
Я подошел к будке, но долго не решался войти внутрь, а когда вошел, рука сама опускалась, стоило потянуться к кнопкам. Допустим, мне ответят, и что я буду делать с этим знанием? Пусть и не чужой, но другой человек занял место, которое должно быть моим.
И все-таки я бросил рубль в приемник для монет, набрал код Саратова, затем — свой номер, поднес трубку к уху. Казалось, жизнь повисла на прерывистой линии гудков.
Щелк!
Пожилой женский смутно знакомый голос прохрипел:
— Алло, я вас слушаю.
Предположения вихрем пронеслись в голове: мама? Другие жильцы? Кто?
— Здравствуйте. Извините за поздний звонок, — начал я чужим голосом. — Это… Дима. Школьный приятель Саши. Мне срочно нужно его найти, а помню я только этот номер.
Господи, что за бред я несу?
— Какой такой Саша? Нету тут таких.
— Саша Звягинцев! — выкрикнул я, боясь, что она бросит трубку, но нет, не бросила, старческий голос дрогнул:
— А, Сашенька! Так он тут двадцать лет как не живет. Большим человеком стал Сашенька, гордимся мы им. Профессор, в университете преподает!
Не мама. Кто же тогда?
— А вы, простите…
— Бабушка я его, Валентина Леонидовна.
Я закрыл глаза. В носу защипало. Бабушка умерла в конце девяностых — инфаркт, скорая приехала поздно, не оказалось нужных лекарств, и ее не довезли до больницы.
— Я вас помню, — проговорил я.
В памяти всплыла картинка: мне девять лет, лег первый снег. На пустыре между дворами старшие дети раскатали пригорок до состояния льда, и вся окрестная ребятня кто с санками, кто с пленкой и фанерой побежали туда кататься. Домой нас было не загнать, и бабушка вынесла целое ведро пирожков, чтобы угостить не только моих друзей, но и всех детей.
— Вы нас пирожками кормили. Мы на горке катались, зима была, вы принесли целое ведро…
Она молчала, но я знал: бабушка улыбается.
— Было такое, да. У тебя есть куда записать? Я продиктую Сашенькин номер.
— Есть, — ответил я и впервые не понадеялся на свою феноменальную память, забил драгоценные цифры в смартфон. — Как он вообще? Семья есть? Дети?
Бабушка была доброй. Тьфу ты. Не «была» — она есть! Но обществу приподъездных кумушек предпочитала книги, телевизор и спицы.
— Ты позвони ему, сынок, он сам тебе все расскажет.
— Спасибо, Валентина Леонидовна!
Бабушка оборвала связь, а я так и застыл с трубкой в руке. Сколько ей сейчас? Восемьдесят три года! Подумать только! Это много, и, если не поторопиться, можно и не увидеть ее.
Я посмотрел на телефонный номер Звягинцева. Цифры совершенно незнакомые. Наверное, какой-нибудь мобильный Союзтелеком.
Хотелось набрать его прямо сейчас, но делать этого я не стал, потому что просто не знал, что ему сказать. Здравствуйте, я ваш студент? Привет, Саня, это я, твой двойник из другого мира? Нужно хорошенько все обдумать, чтобы не наломать дров.
На экране смартфона высвечивалось время: 22:35. Пора было бежать в общагу, чтобы не опоздать. Развернувшись, я собрался выходить из будки и замер: пока разговаривал с бабушкой, я потерял связь с реальностью и не заметил, как пошел снег. Он валил хлопьями, падал вертикально, и в воцарившейся тишине, изредка нарушаемой шелестом шин, было слышно, как с легким всхлипом снежинки касаются земли.
Я побежал, сунув елку под мышку и накинув капюшон. В голове была взвесь из недооформившихся мыслей, в душе — раздрай. Может, физическая активность немного гармонизирует?
Снег все валил и валил, и к общежитию я добрался, едва не превратившись в сугроб.
Женский звонкий смех я услышал издали, а когда вырулил из очередного двора, за пеленой снегопада увидел силуэты, толпящиеся вокруг проходной. Три девушки бегали по свеженьким сугробам, с хохотом бросали друг в дружку снегом. Отойдя от порога, кучковались парни, даже отсюда были видны красные огоньки сигарет.
Праздник какой-то, что ли? Или вечер пятницы — достаточный повод для веселья? Девушка в оранжевой шапке бросилась мне наперерез.
— Привет, Саша! Давай с нами! — В куртку врезался снежный комок.
Лица в темноте было не разобрать, но я узнал Настин голос. Девушка подбежала и повисла на мне, только сейчас обратил внимание, что она маленькая, едва достает мне до ключицы. На ней был длинный темно-синий пуховик, скрывающий выдающиеся части, и мужскому взгляду стали видны детали, ранее сокрытые более важными с точки зрения боевого бойца. Например, оттенок волос — скорее рыжие, чем каштановые. Прямой изящный носик. Загнутые темные ресницы, достающие до самых бровей и делающие взгляд наивным.
— Ой, у тебя елочка? — восхитилась Настя.
— Да вот, — проговорил я, вытаскивая связанную елку из-под мышки.
— Ура, у нас на праздник будет елка! — Настя пристроилась сбоку, убрала с лица локон, выбившийся из-под шапки.
Вообще-то я планировал ее поставить у себя на этаже, в зоне отдыха. В этот раз навязчивость Насти немного возмущала, но я еще не решил, отбивать ли елку или пусть поставят у проходной. Наверное, так и надо сделать — нечего единалить, как сказал бы Михась. То есть быть единоличником.
— А что за праздник? — поинтересовался я, останавливаясь на пороге и топая, сбивая снег с туфель. Ноги, надо сказать, превратились в ледышки, пока я бежал.
— Видно, Саша, что ты недавно здесь. У нас же вечерами пятницы дискотека!
— В честь тяпницы? Репетиция Нового года? — сострил я, и Настя рассмеялась — почему-то известные шутки тут были не в ходу, и я открыл для нее что-то новенькое.
— Просто потому что весело. Мы провожаем самые длинные ночи, вот! — Говорила она чуть громче, чем принято, глаза ее сияли… Она навеселе? Или всегда такая? Но ее искренность подкупала, от девушки веяло домашним уютом.
На проходной Мищенко что-то смотрел по ноутбуку, и голубоватые отблески делали его лицо потусторонним. На стук двери он сразу же обернулся, расплылся в улыбке при виде Насти, потом подобрался, погрозил мне пальцем и потянулся за журналом, чтобы меня отметить. Впрочем, заметив елку, оттаял, хмыкнул что-то одобрительное в усы.
