– Дань, все нормально?
– Угу, – ответил я, фальшиво улыбнувшись. Врать Инне мне совсем не хотелось, и тем более заливать ей про «проблемы на работе». Лучше не сказать ничего, сойдет за полуправду. – Все в порядке.
Я отложил телефон и решил пока не думать о той неразберихе, которую посеял в голове и, вероятно, жизни Маши. В конечном счете разрыв неминуем, так пусть возненавидит меня днем раньше, чем я признаюсь ей во всем. Я уставился в окно, чтобы не смотреть Инне в глаза: я чувствовал себя паршивым подонком, не столько обманывая Машу, сколько не рассказав Инне о незаконченных отношениях.
Мы поднимались по Окскому съезду: извилистая дорога открывала вид на промышленную нижнюю часть города. Но сейчас в ярких солнечных лучах и нежной утренней дымке серые дома и заводы казались не такими мрачными, как обычно. Я как будто впервые замечал тут и там зеленые островки скверов, цветные здания сетевых магазинов. Река темной, спокойной, блестящей лентой разделяла город, я перевел взгляд направо – зеленый склон холма с редкими деревьями и необычные дома-бублики на самом верху. Мы выезжали на площадь Лядова – почти центр города и совсем другой мир, так хорошо известный мне, исхоженный долгими прогулками сначала с Леной, потом – с Машей. К тому же, Толик жил в общаге на Лядова, я с ностальгией посмотрел на подъезд, где мы с ним частенько курили, когда я приезжал к нему.
Через минут семь мы парковались во дворе моего дома.
– Подождать тебя здесь? – спросила Инна, поднимая ручник. Логичнее было ответить «да», быстро прибрать квартиру, спокойно переодеться, позвонить маме и предупредить, что я приеду не один, возможно, позвонить Маше. Но все это пришло мне в голову существенно позже, поэтому я недоуменно ответил Инне:
– Почему? Пойдем со мной.
Мы вышли из машины, по дороге я предупредил Инну, что мои интерьеры ее сильно разочаруют: я снимал эту квартиру уже десять лет, а ремонт в ней делался, кажется, в середине прошлого века. Инна ахнула и воодушевленно воскликнула:
– Мид-сенчури! Этот стиль сейчас супер актуальный, – и как-то странно засмеялась. Я не понял, иронизирует ли она, но уточнять не стал.
В квартире было темно и душно: окна выходили на соседний дом, такой же уважительно-старый и величественный, как и тот, в котором жил я. Эта квартира досталась мне совершенно случайно. Перед переездом я безуспешно искал себе жилье, сначала отец привозил меня в Нижний каждые выходные перед первым курсом, мы смотрели разные квартиры – те, что находились около Политеха или хотя бы не в «жопе мира» были непосильно дорогими. Подходящими по цене были только квартиры на окраинах Автозавода или Сормово, почти на выезде из города. Поэтому я оставил надежду жить один и стал искать, с кем бы можно поселиться вдвоем или даже втроем. В итоге я договорился с Серегой, парнем из параллельного класса, который поступил в Политех на химфак и готовился переезжать в Нижний. Его пожилая тетя жила в центре города и хотела, чтобы племянник жил рядом, потому что ее родной сын совсем не помогал ей. Мы приехали к ней, чтобы посмотреть свое будущее жилье, а она рассказывала нам свою историю: «Сын забыл дорогу ко мне совсем, неблагодарный, а я ему всю жизнь устроила – и квартиру купила, и на таможню по знакомству пристроила, даже с женой первой познакомила. А вторая жена, дрянь такая, совсем моего Илюшку под себя подмяла, говорит: «Ты что, как маменькин сынок, бегаешь к ней каждые выходные». Вот и не ходит ко мне уже три года, внуков не привозит показать».
В итоге мы договорились всячески помогать тете Даше по хозяйству, а она совсем за бесценок сдала нам свою вторую маленькую квартиру в доме по соседству. Серега, отучившись три года в Политехе, выиграл грант и уехал в Польшу доучиваться, потом поступил в магистратуру в Лондоне и осел там. А я остался в квартире тети Даши, она даже не подняла мне арендную плату. Мы почти сроднились с ней за десять лет – я посильно помогал ей, хотя она почти всегда отказывалась, лишь изредка вызывала меня поднять ей тяжелые сумки из магазина на четвертый этаж, да болтала со мной при каждой встрече по два часа.
– Ого, какой буфет. Дань, можно я его сфотографирую? Это же настоящая реликвия, мы сделаем реплику в мастерской, – Инна остановилась у старого шкафа с посудой. Тетя Даша не разрешала менять мне мебель, поэтому все, что было в квартире, несло на себе отпечаток прошлого. Единственной моей крупной вещью был современный серый диван с отличным ортопедическим матрасом, который я купил после долгих уговоров.
Я недоуменно посмотрел на Инну, она пояснила:
– Это сервант годов 30-х, не позднее. Такой сейчас не найти даже в антикварных магазинах, а новый в таком же стиле стоит целое состояние. Смотри, какая резьба, даже стекла все родные, офигеть, как сохранился! – Инна восторженно трогала мой старый бесполезный шкаф с никогда не используемой посудой, бережно проводя пальцем по деревянным спиралям и потертым филенкам.
– Конечно, фотографируй. Была бы моя воля, я бы отдал тебе его, – я огляделся вокруг: советский деревянный платяной шкаф, старый скрипучий комод, мой письменный стол с почти не выдвигающимися от старости ящиками, и новенький, словно пришелец в этом царстве рухляди, диван, – и вообще все бы отдал, если бы не запрет хозяйки.
Я пожал плечами, а Инна принялась детально с разных ракурсов фотографировать буфет – сервант – бесполезный шкаф. Я отошел, чтобы переодеться. Черные брюки, темно синяя рубашка, я застегивал ремень и с огорчением думал: «Дядя Слава, вы были чудесным человеком, спасибо вам за счастливое детство».
– Дань, можно я пойду в машину? Маме позвоню, предупрежу, что уезжаю из города, – спросила Инна, заглядывая за дверь шкафа.
– Конечно, я скоро, только некоторые вещи соберу.
Инна вышла, стук ее каблуков доносился с лестницы. Я быстро почистил зубы, захватив с собой зубную щетку, уложил джинсовые шорты, белую футболку, сменное белье и кроссовки в спортивную сумку и набрал маме:
– Мам, привет, я сейчас буду выезжать к вам. Как у вас дела?
– Данечка, привет, ты на автобусе, который в 6.40? – я слышал, как мама отвернулась от трубки, видимо смотрела на часы. – А нет, уже больше семи утра. На втором, получается?
– Мам, я не один приеду, со мной будет… – я не успел договорить, как мама воскликнула:
– Машенька! Ой, сынок, ну наконец-то! – мама уже звала отца. – Валера! Валер, Даня не один приедет.
– Мам, мам, – я пытался прервать поток радостных возгласов, но мама все не унималась. Я сказал громче. – Мама! Нет. Я буду с не с Машей, я приеду с Инной. Она моя… Мы теперь… вместе.
Даже в этой неуместной ситуации, я почувствовал, как сердце торжествующе замерло от таких слов. «Мы вместе, Инна – моя девушка», – дыхание перехватило, жар из груди расходился по всему телу.
– Даня, как же так? Как же Машенька? – мама очень огорчилась.
– Мам, ты полюбишь Инну, она чудесная, – в этом я не сомневался. Но вот, что у Инны рак – может сильно испортить настрой мамы. Я решил не говорить ей об этом. Пока. – Мам, я еще хочу тебя попросить: можешь, пожалуйста, не упоминать Машу при Инне. Инна мне очень дорога, я не хочу ее печалить.
