– Девятого июня ваши родители написали заявление в полицию о вашем избиении. Отделом заведено уголовное дело по статьям 116 УК РФ, – Сергей посмотрел на меня и добавил, – статья 116 «Побои». 115-ю статью «Умышленное причинение легкого вреда здоровью» не рассматриваем.
Я кивнул. Я немного злился на маму, за то, что она не рассказала мне, что писала заявление в полицию. Сергей тем временем продолжил:
– Данил Валерьевич, мне необходимо произвести допрос потерпевшего. Ваш врач по договоренности со мной сообщил, что вы можете говорить, поэтому я выехал в больницу. Сейчас проводится предварительное следствие по делу. Вы не против пройти процедуру сейчас.
– Хорошо, – ответил я, хотя понимал, что сказать мне нечего.
Лейтенант зачитал формальности, которые, очевидно, его самого порядком подбешивали: мои права, ответственность за дачу ложных показаний (на этом моменте меня немного передернуло, ведь, по сути, я собирался врать), ответственность за отказ от дачи показаний. После чего начал заполнять протокол, указав сверху номер дела и еще раз уточнив мое полное имя: Платонов Данил Валерьевич. Я подтвердил, что мне были нанесены побои по указанному лейтенантом адресу.
– Данил Валерьевич, вы знали нападавших?
– Нет.
– Вы могли бы описать их внешность?
– Нет. Они были в масках, – я чувствовал, как подскочил мой пульс от болезненных воспоминаний. К счастью, пульсоксиметр уже сняли с меня, и лейтенант не услышал зашкаливающего писка.
– Тем не менее вы могли бы описать, как они выглядели, во что были одеты? – продолжал Сергей.
– Извините, я почти не видел их, – я сглотнул и попытался успокоить дыхание. – Первый удар пришелся сзади. Меня практически сразу повалили на землю. Я только видел троих крупных ребят в черном.
Лейтенант Смирнов недовольно покачал головой. Он быстро записывал мои слова, я взглянул на него: короткий ершик русых волос, чисто выбритое лицо, спокойные карие глаза. Он не снял пиджак, а в палате было жарко, хотя окно было открыто. По виску лейтенанта стекала капля пота, которую он не первый раз смахивал.
– Данил Валерьевич, – Сергей поднял на меня глаза, – должен вас расстроить. К сожалению, зацепок мало. За три недели мы не вышли на подозреваемых. На вас напали в тихом безлюдном месте, камер фиксации поблизости не было. Смею предположить, что нападавшие либо долго вас ждали, либо были без автомобиля, поскольку мы проверили по ближайшим камерам все машины, предположительно заезжавшие во двор.
Я кивал, слушая лейтенанта. Я не сомневался, что Машин отец не допустил бы малейшего промаха: наверняка многолетний опыт службы в полиции научил его не только раскрывать преступления, но и мыслить, как самый щепетильный преступник.
– Могли ли быть у кого-либо мотивы для причинения вам вреда? – лейтенант зрел в корень. Я старался следить не только за словами, но за собственным телом, чтобы невербально не показать лишнего.
– Нет, не думаю, – не колеблясь, ответил я.
– Данил, – Сергей наклонился ко мне. Видимо, он специально опустил мое отчество, психологический трюк для установления доверия, манипуляция, которую я раскусил, – подумайте и вспомните, с кем вы, может быть, ссорились в последнее время, кому могли перейти дорогу? Возможно, на работе?
– Нет, исключено. На работе у меня нет конфликтов и проблем, – моя тактика была проста: следовать за предложенными вариантами и все отрицать. Я даже на секунду не мог вообразить, что сознаюсь, кто стоит за нападением.
– Чтобы найти преступника, надо понять его мотив, – лейтенант снова откинулся на спинку стула. Вдруг вернулось мое отчество. – Данил Валерьевич, это не было нападением с целью ограбления: деньги и телефон не были украдены. Либо это хулиганство, либо целенаправленная атака именно на вас. Помогите нам узнать правду.
Сергей пристально смотрел на меня, после чего снова опустил глаза в протокол и что-то дописал.
– Хорошо, – лейтенант протянул мне протокол и ручку, – на сегодня закончим допрос. Вам нужно поставить подпись на каждом листе, если записано с ваших слов верно.
Я взял протокол и бегло прочитал: аккуратным мелким почерком была описана моя полуправда. Я подписал и вернул протокол лейтенанту, Сергей кивнул и сказал:
– Если что-то еще вспомните, пожалуйста, позвоните мне, телефон есть у Юрия Сергеевича. Постарайтесь припомнить все, что может относиться к делу: возможно, вы замечали что-то подозрительное в последнее время, кто-то следил за вами или затаил на вас обиду, а вы не заметили. Подумайте и звоните.
– Договорились, – согласился я, после чего лейтенант Смирнов вежливо попрощался и вышел.
«Какая глупость, – размышлял я, – ведь можно было рассказать правду. Тогда, возможно, была бы хоть сотая доля процента, что отца Маши судили бы по закону». Тут же мне представилось, как мы сидим в суде, я – истец, жертва, потерпевший. А на скамье подсудимых – Машин отец. Я расхохотался в голос, не в силах остановить истерический смех, граничащий с помешательством: такой суд не мог появиться даже в фантастическом фильме. Вдруг в палату испуганно вбежала дежурившая медсестра и вернула меня к реальности. Я жестом показал, что все в порядке, она нахмурилась и вышла. «Да, молодец, – я покачал головой и подумал, – полковник полиции в качестве обвиняемого, защищается от нападок моего безызвестного адвоката. Скорее уж меня добьют прямо здесь, лежачего и немощного, чем поставят под удар честь героя и блюстителя закона».
Когда пришла мама, я с негодованием набросился на нее за то, что она написала заявление без моего ведома.
– Данечка, так ты был без сознания. Дарья Семеновна рассказала, что нашла тебя всего избитого, мы с отцом сразу и пошли в полицию. А как иначе? Пусть найдут и посадят гадов эдаких.
– Мам, – взвыл я, – я не знаю, кто это был, они не найдут.
– Найдут-найдут! И не таких преступников сажают. Не сойдет с рук этих нелюдей то, что они с тобой сделали, – на глаза мамы снова навернулись слезы.
– Мам, не плачь, – спокойно попросил я, мама отвернулась и смахнула слезы. А когда повернулась, спросила то, чего я боялся.
– Дань, а вы с Машей когда успели расстаться?
– Э-э, – я замялся, – в начале июня.
– Ты мне так и не рассказал, как с Инной вы познакомились. Все про Машу говорили, а тут приезжаешь уже с другой девочкой.
– Мам, это сложно. Просто так вышло, – что еще мог сказать я. Вообще для вторых суток, когда я снова мог говорить, все слишком многого от меня хотели.
– Дань, может, Маша кого попросила? – мама аккуратно подбирала слова, чтобы не разозлить меня и не наговорить лишнего. – Ты не обидел ее?
Мама действовала лучше любого детектива, я в ужасе ждал, что еще секунда, и она назовет имя виновника. Но, конечно, она не могла знать, лишь строила отдаленные догадки.
– Что? – я состроил непонимание, не хватало еще посеять зерно малейшего подозрения у мамы. – Это что еще значит, что Маша устроила нападение на меня? Что ты такое говоришь, мам!
