Я был готов сейчас же найти этого ублюдка и удушить собственными руками, меня трясло от ненависти.
– Он испугался, – Инна едва сжала мою ладонь. – Дань, он мог бросить меня там умирать, но он испугался. Я потеряла сознание, а очнулась в больнице. Никто не рассказал, кто меня привез, но я думаю, что он вызвал скорую.
– Он не посмеет больше тронуть тебя, – звериные ноты в моем голосе напугали Инну, она постаралась меня успокоить.
– Дань, все в порядке, я жива и, скорее всего, благодаря Павлу Олеговичу.
– Он сядет в тюрьму, – я откинулся назад и самодовольно посмотрел на Инну, – я рассказал все следователю.
– О, это… Хм, это правильно.
– Расскажешь следователю свою историю? – предложил я.
И услышал покашливание в коридоре у входной двери – там стоял лейтенант Смирнов.
Глава 22. Большие планы
К моему счастью, лейтенант слышал конец нашего диалога и настоял, чтобы Инна еще раз ему все рассказала под протокол. Она беззащитно взглянула на меня, ища поддержки для ее «спасителя». Но я был жутко разозлен и поэтому непреклонен.
Лейтенант ушел от нас под вечер, Дмитрий Романович практически выставил его за дверь, умоляя перенести допрос на другой день из-за слабости Инны. На меня он тоже с негодованием посмотрел, но разрешил побыть еще полчаса.
Наконец, мы смогли остаться наедине друг с другом, сбросив груз тайн и обвинений с плеч. Я уткнулся в плечо Инны, теперь мы поменялись местами: я был «здоровым», а Инна – больной.
– Как ты себя чувствуешь? Устала?
– Очень, – Инна дотронулась прохладным пальцем до моего лба, а потом начала гладить мои сильно отросшие волосы. Я повернул голову: она была так близко, красивая, даже не смотря на болезнь, но грустная.
– Почему ты грустишь? – спросил я. Она лишь слабо пожала плечами, видимо, силы совсем покидали мою прекрасную девочку, поэтому я предложил. – Просто помолчим?
Инна едва улыбнулась и вместо кивка моргнула. Я тоже был жутко уставший и вымотанный – бессонная ночь, полная тревог и переживаний, тягостный день в поисках и сомнениях, соскребание с души остатков смелости для обвинения отца Маши. Казалось, что я уже не смогу поднять головы с плеча Инны, к тому же она гипнотически проводила кончиками ногтей от затылка до лба.
На грани реальности и сна я прошептал: «Я люблю тебя», услышав желанное признание в ответ.
Мы расстались, как и завещал Дмитрий Романович, через полчаса, он шумно протопал в палату, отчего я выпрямился в кресле. Когда мы подъезжали к моей палате, я заметил несколько полицейских, которых, вероятно, прислал лейтенант Смирнов.
Забравшись на кровать, я заснул крепким сном и проспал до самого утра.
Дни начали пролетать молниеносно, я много тренировался, делая упор на здоровую ногу и руки. Незамысловатая гимнастика стала моей одержимостью – раз набор упражнений был ограничен, я старался превзойти качество количеством. Здоровье Инны довольно быстро пришло в норму, но на работе ее отправили отдыхать и набираться сил на неделю, а то и две, если она посчитает нужным. Поэтому мы, нарушая все больничные правила, целые дни проводили вместе. Формально она числилась пациенткой онкологии, каждое утро уходила на капельницы и иногда ела местную еду, в особенности – мою, когда я понимал, что мне не под силу справиться со слишком поджаренной котлетой. Маму на время отпуска Инны мы отправили к папе в Павлово, чему она совсем не сопротивлялась. Инна тоже подключилась к гимнастике, делая ее по-своему грациозно. Немного окрепнув, я начал пользоваться костылями, сначала с поддержкой Инны, затем самостоятельно, моя подвижность радовала меня больше всего остального, я был счастлив доходить до конца коридора, а самое лучшее – судно мне больше было не нужно.
Несколько раз звонил лейтенант Смирнов, сообщить, что по делу есть кое-какие подвижки, и они готовят обвинение Павлу Олеговичу.
Через неделю после моего признания, совершенно неожиданно в палату вошел Лёня, он был напряжен и, кажется, зол.
– Привет! – обрадовался я другу. Инна как раз была на приеме у Дмитрия Романовича.
– Что, черт возьми, происходит, Даня? – раздраженно выпалил Лёня. Я недоуменно уставился на него. – С какого хрена, Машу вызывают на допрос по твоему делу.
– Лёнь, – я хотел успокоить его, но он продолжал, даже не услышав меня.
– Маша пришла вчера вечером к тебе, и что выясняется? Ее не пускают к тебе эти амбалы около палаты. Ничего не хочешь рассказать?
Я не был уверен, что могу разглашать тайну следствия, поэтому ответил:
– Я не могу рассказать, но дело серьезное. Думаешь, просто так бы выставили охрану у наших с Инной палат?
Лёня был сбит с толку, с одной стороны была разъяренная Маша, которую вызывают на непонятный допрос, с другой – друг, называющий дело «серьезным».
– Я ничего не понимаю, – он закачал головой. – Ты можешь ответить, Маша в чем-то виновата?
– Нет, но, боюсь, ей нужно сходить к следователю.
– Чертовщина! Что ты там наговорил, дружище? – он сел на стул, который Инна оставила рядом.
– Я, правда, не могу рассказать, прости, – я примирительно пожал плечами.
Лёня посидел несколько минут в молчании, переваривая новую информацию.
– Как ты? Дело на поправку? – в голосе друга чувствовалась растерянность, но тем не менее я оставался ему небезразличным человеком.
– Постепенно, но процесс будет небыстрым, – мы снова погрузились в молчание. – Как у вас с Машей?
Лёня как-то странно посмотрел на меня, словно вопрос был максимально неуместным, особенно с учетом цели его визита, тем не менее он ответил:
– Все хорошо, она мне, действительно, нравится, – его взгляд вдруг сделался жестким. – Если ты как-то впутал ее в свое дело, Дань, я не знаю, чью сторону выберу. Есть вероятность, что не твою.
Я кивнул, в конечном итоге, Лёня не знал сути вопроса, поэтому пока невольно выбрал сторону агрессора. Что бы ни произошло между мной и Машей, ее отец не имел права так поступать со мной. И, тем более, с Инной.
В очередную нашу паузу, в палату впорхнула Инна.
– Лёня! – она побежала и крепко обняла его. – Привет! Не ожидала тебя увидеть, как ты?
С Инной он был более разговорчивым и приветливым, что сильно опечалило меня: я не хотел терять друга, особенно из-за Маши. Конечно, со временем он все узнает, что сделал Машин отец со мной, но пока мне досталось лишь холодное участие и упреки от Лёни.
Мы все немного поболтали, после чего друг распрощался и вышел, а мы с Инной начали утреннюю гимнастику, а потом принесли в палату завтрак. День снова был знойным и душным, зато теперь Инна обтирала меня прохладной водой так часто, как мне хотелось.
– Дмитрий Романович говорит, что есть улучшения, – вдруг сказала Инна. Она не очень любила распространяться про свою болезнь. – Он пока не называет это ремиссией, нужно еще закончить курс одного лекарства, он делает на него большие ставки. Оно уже протестировано, но широко не применяется, там есть побочки серьезные. Но он уже неделю дает мне, и пока все в порядке, главное, что я под наблюдением.
