***
Мастер Вейяча прислонился к белому стволу Дерева. В его голове слышались голоса, они нарастали, взвивались клекотом стервятников. Он бормотал, сам не понимая смысла:
– Мир видел сны, ему являлись кошмары. Мир листал свитки смутными мыслями, бесприютным у порога истины. Страницы вырывал, обтрясал яблони жизни.
Костлявые пальцы цеплялись за кору, голова раскалывалась. Великий хранитель сходил с ума, израненный, старый и уважаемый, но уже никому не понятный.
Он выронил тарелку с любимыми фруктами и схватился за виски́, тяжело дыша. Глиняное блюдо со звоном упало и разбилось, фрукты окропили сладким соком кору. Не отличить, где сок, где кровь. Где добро, где зло. Где славословье, где хула.
– Страшно перевернуть часы. Песок наверх пошел. И вот уж то, что зло, вдруг стало ясной правдой. Злодеи – просветителями, а злодеями – народ, – продолжал отчаянно бормотать великий хранитель.
Он видел множество бедствий, случившихся и грядущих. Во всех мирах. И чувствовал, что Сумеречного Эльфа поразила в этот миг та же боль. Асуры снова путали нити мира и жадно напитывались страданиями.
Как они играли со свитками, как весело им было раскачивать весь мир! Миры. И древний дракон все видел, знал, понимал и ждал. Только не свитками вершилась жизнь, пока хранители судеб срастались с библиотекой.
– Мастер, позвольте обратиться.
Неслышными шагами откуда-то из-за спины подошел Закуда Мауден. Мастер Вейяча пробормотал с трудом:
– Я, пожалуй, спущусь в мир людей. Отдохнуть…
Но старший лейтенант преградил ему путь:
– Простите, мастер, за причиняемые неудобства. Но вам придется остаться в библиотеке.
Хранитель зимы с ужасом и растерянностью поглядел на не в меру усердного старшего лейтенанта. С болью старика, которого считает сумасшедшим собственный внук.
– Это что же? Вы меня запереть решили?
– Вы в курсе сложившейся ситуации. Это для вашей же безопасности, мастер, – отвечал Закуда беспощадно и сухо.
Как легко объявить сумасшедшим, достаточно наклеить ярлык безумия, чтоб перестать слушать человека. И Закуда, как всякий бюрократ, умел наклеивать ярлыки. Он все уже решил: древний хранитель зимы, который написал «Свод Правил», велик и бесценен. А свиток этого хранителя, из настоящего, попал в лапы асуров – значит, он больше не указ.
– Меня… Запереть, меня. Запереть, – мастер Вейяча закрыл лицо руками, взъерошив перья.
Он понимал, что попытка прорваться, остановить ретивого Закуду, приведет только к утверждению вердикта о безумии. Да разве с ума он сходил? Он понял вдруг, как устроен мир и что несут свитки, но аргументов не случилось. Никто ему не верил.
– Никто не пытается вас запереть! Когда мы найдем книгу, вы сможете свободно перемещаться, – не знала границ жестокость снисходительного успокаивающего тона. Таким говорят с животными, маленькими детьми и слабоумными.
– Я должен сам ее найти! Я… Я должен… – забормотал хранитель зимы, хватаясь за голову.
Он взмахнул крыльями, неразборчиво мечась среди стеллажей. А потом тихо сел на ветку, послушный и наивный, как беспомощный ребенок. Значит, так надо. Значит, такую роль ему уготовили. Убили раньше асуров. Закуда действовал с согласия всех хранителей, он бы никогда не пошел против правил.
Старший лейтенант сурово кивнул, впрочем, его каменное сердце тоже страдало. Хотелось в это верить. Не просто так нервно вздрагивали сизо-зеленые крылья, не просто так сжимались кулаки. Ведь он помнил великого мастера раньше, видел его в последней битве.
– Если асуры крадут книги хранителей, сводя их с ума, вносят в их мысли хаос, то что уж говорить о людях, – вздохнул мастер Вейяча. – Их мир ветшает, становится проницаемым для зла. Они теряют способность отличать добро от зла. Ведут свои жестокие игры, выворачивая истину, забавляясь с ней, как с площадной девкой. Люди… Должно же где-то остаться добро. Я теряю в них веру.
– Отдохните, мастер.
Старший лейтенант Закуда покинул библиотеку, но безупречно прямая линия его спины на этот раз немного сгорбилась, точно он сомневался в правильности своих решений. А мастер Вейяча утопал в молчании.
Неразумный старший лейтенант Закуда вновь взваливал на себя слишком много, считал, что он теперь один из главных, что в его руках благополучие мира. Он тоже мечтал подавить великую болезнь душ, но она виделась не там, лишь в украденных свитках. Казалось, если их вернуть, то и в мирах настанет спокойствие. А свитки все обрывались и обрывались пунктиром остановившихся сердец.
– Я тоже скоро стану лишь пунктиром, – выдохнул морозный иней хранитель зимы. – Если не… Если…
Он ждал и думал о былом. Его более не существовало, его заперли в клетку легендарной памяти о нем, оставили сказания о прошлом вместо жизни. Мог ли он покориться такой участи?
Глава 9.
Солнце палило нещадно, отделяясь от горизонта, как будто желало свободы и падения прямо в океан. Солнце – великий враг. Они провели уже сутки без воды, вернее, без сока инжира и без весел. На поводу у судьбы. Сводил с ума запах рыбы и осьминожий «нектар», слегка смытый волнами.
Пот катился градом, раскаленная оправа очков выжигала лицо, будто пропитанная ядом. Но Сварт не сдавался, теперь поклялся не сдаваться. Ирония – когда уже хуже некуда, вдруг начинаешь бороться.
Плот попал в течение и не сбавлял хода, только хищные рыбы приникали к нему по бокам. Вдали несколько раз колыхался плавник акулы, но вскоре канул в морской глубине. Сварт был готов сражаться и с этим чудовищем, готов, не зная, сколько выдержит еще это тело. Теперь уже разум не спрашивал его мнения. На рассвете вторых суток чудилось, будто не осталось ничего, кроме разума и сухого огня в пересохшем горле.
Молчали так долго, что казалось – в одиночестве, в полном одиночестве среди океана.
Сумеречный Эльф спал, лениво, апатично, беспокойно. Сварт несмотря на жуткую усталость не смыкал глаз, все высматривал опасности. Да не приближались новые, только невыносимо давила неизвестность. Он слишком привык, что хоть что-то зависит от него. А здесь – ничего.
Нежеланный спутник обещал, что течение выведет к земле через два дня. Кажется, снова солгал, вредитель. И вот теперь молчал, весь покрытый солнечными ожогами со своей бледной северной кожей, мерцал стеклянными глазами, раскинувшись на плоту. Сварт подозревал, что выглядит не лучше, сгорбленный, высматривающий что-то взглядом волка. Да разве кого-то это волновало? Только не его. Он намотал смоченную водой рубашку на голову, чтобы не получить солнечный удар. Но мысли не прояснялись, текли вяло, обреченно.
К плоту слетались птицы, чайки, создавая иллюзию, что где-то недалеко земля. Вот-вот появится. Но оказалось – затерянный островок, скала посреди моря, которая бесполезно замерцала в отдалении. Скала тысяч чаек.
