Ванесса сидела, подобрав под себя ноги, и отвернувшийся собеседник затылком ощущал ее непонимающий взгляд расширенных глаз. Она улыбнулась, грустно вздохнув:
– Ты какой-то другой. Не похож на тех, кто меня окружал.
– Ну, еще бы. Ты выросла среди бандитов, – усмехнулся Риппер, не оборачиваясь.
Ванесса была близко, свиток ее окрашивался иными тонами. Искрящийся аквамарин заинтересованности, золотые искорки любопытства и почти симпатии: странный человек, одновременно невероятно страшный и невероятно добрый, похожий и на смерть, и на жизнь. Он казался глотком свежего воздуха среди пустыни.
Девушка застыла у него за спиной. Риппер ощущал, как ее руки перебирают его длинные белые волосы, расплетают тугие косы с бусинами и косточками птиц. Она и сама не понимала, что и зачем делает.
Только минуту назад она страшно ненавидела его. Как будто ненавидела, хотя он манил с первого взгляда, равно как и пугал. Но его слова не несли гадкой лжи, и тем он притягивал.
– А если попрошу? – показалась она из-за плеча и заглянула в его лицо, прямо под челку.
Маняще алели ее крупные губы. От нее исходил свежий аромат молодости. А от него – рассыпающихся пеплом страниц. Но запах успокаивал ее, казался мягким, чарующим, хоть и отмеченный печатью смертей. Она все смотрела.
Он отвернулся и только по-отечески погладил ее по голове. Ванесса отпрянула, снова оказавшись за спиной, и как будто даже обиделась. Риппер молча смеялся.
«Никогда не понимал в этом плане девушек. Когда ходил в образе проекции человека, каждый раз и не понимал. Да, я давно читал ее свиток. Ванесса Филлгрев, бандитка, в чьей крови затерялась магия фей с Большого Острова. Ванесса-Ванесса… Кто-то из твоих предков ушел к людям из-под сени великой кроны. Кровь фей… Может, это из-за нее тебя манит ко мне? Может, из-за этого я наткнулся на твой свиток? Как будто судьба. Глупо, наверное, через столько лет вдруг запасть на один-единственный свиток, маленький свиток с красными ободком. Маленький свиток. Маленький! Слишком короткий. За что, Ванесса? Почему ты? Я устал читать о тебе, читать тебя. Читать себя. Я устал читать, пора действовать. Ты стала моим спасением, потому что твой маленький свиток можно было спрятать среди перьев. И в твоем свитке были обозначены пробелы. Пробелы, где должен был появиться я. Это ли не судьба?»
– Ты похожа на мак… Алый, кровавый, мятежный, – проговорил Риппер, не зная, как решился на эти слова; но казалось, что времени нет, что все рушится и земля уходит из-под ног, поэтому повернулся к Ванессе: – Я знаю тебя с рожденья. Ты необыкновенный цветок, что оказался на неправильном для этого цветка поле. В пустыне. Но вырос и расцвел краше иных тепличных.
– Зачем эти слова? – Ванесса смотрела изумленно, но отшатнулась, резко вскинув голову: – Они как ядовитый мед! Но… так сладки… нет, ты не лжешь… Что же тебе надо?
– Я просто говорю, что наша встреча неслучайна. И… Я рад этой встрече, – улыбнулся Риппер и приблизился к ней, перегнувшись через покрывало.
Она подняла глаза, но он смущенно отвернулся. Он вдруг ощутил, как забилось сердце, затрепетало, живое, человеческое. Так не полагается проекции, иллюзии, сотканной для путешествий по миру людей. Созданной… для побега.
Риппер встал и отошел к окну, закрыв глаза. Неразгаданный страх мучил его душу: «Как мало времени. Маленький свиток. Не стоило вмешиваться в эту судьбу. Я ведь только читал историю. Просто читал. И не догадывался, что она окажется в этом городке. Разве не догадывался? Почему именно ее история так поразила меня? Я знал все ее мысли, все слова, все тайные стремления… Свиток такой короткий. У нее так мало времени. И именно она моя тайная слабость, мой скрытый грех. Если сейчас перечеркать своим небрежным почерком несколько ярчайших страниц ее свитка. Если в эту ночь вписать себя… Что останется потом ей? И что останется потом мне? На долгие-долгие годы. И почему ее свиток такой короткий! Это моя мука невмешательства, как у Сумеречного Эльфа. Моя боль».
– Ложись спать. Не бойся. Я не трону тебя, если ты не попросишь, – беззлобно бросил Риппер, пытаясь улыбнуться.
«А если попрошу?» – читалось в ее взгляде, обращенном к нему. Она сидела на алом покрывале, и такие же алые локоны феи струились по обнаженным плечам.
«Нет, не проси», – отвернулся Риппер, загадочно улыбаясь. Он почти всегда улыбался. И вновь в его чертах проступала старость. Проекция все хуже скрывала измученность «оригинала».
Он вздрогнул: Ванесса неслышно подошла и обняла его, приникнув к спине, умиротворенно щурясь. Шептала ласково на ухо, продевая свои руки под пончо, дотягиваясь до пряжки пояса:
– Ты не такой, как все они. Ты словно пронизан какой-то горной свежестью. Я ощущаю аромат гиацинтов и хризантем. Человек ли ты?
– Нет, не совсем человек, – тихо отвечал он, но повернулся: – Верни мой револьвер, пожалуйста. Плохая ты все-таки девчонка.
– Риппер!
Ванесса вспыхнула от гнева, но смущенно открыла глаза и опустила голову. Риппер повернулся к ней лицом, снова дотронулся до ее запястья, осуждающее качая головой, как преподаватель, который поймал нерадивого ученика со шпаргалкой.
– Зачем ты пытаешься разоружить меня?
– Чтобы было по-честному, раз уж ты считаешь себя не бандитом. Зачем тебе понадобилось разоружать меня? – дерзко ответила Ванесса. И снова ее свиток покрылся багряными соцветиями гнева.
– Ты хотела убить меня, – парировал Риппер. – Вместо того, чтобы нормально спросить, ты решила, что с ножом будет эффективнее.
– А зачем ты раздевал меня? – недовольно отозвалась она: – Мне кажется, мог бы и так обыскать!
– У тебя вся одежда была набита оружием, – фыркнул Риппер.
Ванесса хотела ненавидеть, но он, не совсем человек, манил и словно околдовывал, притягивал, и вместо ненависти рождалось только восхищение. И рядом с ним как будто пела душа вне законов логики. И его душа тоже отвечала. Или обоих роднил голос Большого Дерева? Наверняка. Никак иначе. Наверняка они просто путали свои чувства с этим зовом.
– Так ты действительно хотел бы только разрезать мое тело? И пустить на пергамент? – насмешливо скривившись, спросила Ванесса.
– Кто меня знает, – отвернулся Риппер, пока она расстегивала его черную жилетку под пончо, затем рубашку.
Вскоре ее руки провели по его поджарому, точно у волка, телу, огибая мышцы торса, слегка царапая их ногтями. Она не знала, что делает, казалось, происходит это не с ней, не сейчас. И он не сопротивлялся, позабыв о ненужных револьверах. Она не понимала, но только хотела дотрагиваться и ощущать кончиками пальцев его кожу.
Озноб колотил Риппера, разгоралась злость на себя, и окатывало дивное упоение: «Поздно… Поздно сопротивляться. Я не знаю, что так притягивает меня в этом свитке, возможно, многим он бы показалась вторичным, безвкусным, неизысканным. Но нет, мне все равно, скольким она понравилась бы. Я – это я. И так уж случилось, что я оказался на этих листах».
