– Тогда я просто убью тебя. Ты не сбежишь
Но снова все исчезло, и вместо монстра глупо улыбался корабельный клоун в потрепанной черной толстовке.
– Да не собираюсь я сбегать от такого ничтожества, как ты! Ладно. Только не будь бесполезным мусором, – отстранился от существа Сварт.
Он понимал только язык силы, и Сумеречный Эльф умел говорить на этом грубом наречии предельно понятно.
Ближе к закату все приготовления к выходу в открытое море подошли к концу, корабль застыл в ночном тумане. Капитан зашел в свою новую каюту, с наслаждением раскладывая карты на обширном столе. Команда неплохо провела ночь в гамаках на нижней палубе.
«Черная звезда глубин» возвращала жизнь Сварта в привычное русло, даже если он мечтал избавиться от морских приключений, на бессознательном уровне его по-прежнему вел и манил свежий соленый ветер.
Утром с первыми лучами рассвета на пристани собралась целая толпа народа. Все опять восхваляли новоявленного героя Свифтфиша. На пристань прибыл сам мэр, объяснявший, что важный господин, избавивший их от козней господина Нилса, продолжает свое путешествие, как и планировал изначально. Глава города долго убедительно врал, а Сварт возвышался над ним, стоя на юте, и только лениво помахивал рукой. Особенно «тепло» он отсалютовал хмурому капитану Даркси, который прибыл вместе со своими людьми.
К счастью, чествование быстро закончилось. И настал долгожданный миг, когда поднялись якоря и канаты отвязали от кнехтов. Но все происходило как-то сумбурно и быстро, точно команда бригантины бежала, как воры. Сварт даже не заметил, не уловил торжественности мига освобождения, по привычке отдавая давно заученные приказы.
– Отдать швартовый!
– Есть!
– Есть!
– Есть! – только слышались голоса команды.
Старались они исправно, даже Сумеречный Эльф. Сварт больше не глядел на толпу и мэра. Но внезапно его взгляд приковал корабль, стоявший на рейде, который тоже снаряжался в неблизкое плавание. Фрегат морских стражей!
Сумеречный Эльф теперь смотрел туда же, и его левый глаз нервно пульсировал. Это не предвещало ничего хорошего. Сумеречный Эльф говорил негромко и серьезно:
– Максимум неделя форы нам. Пока он в главный штаб морских стражей с докладом прибудет. Докажет-не докажет, что ты это ты… Все равно не отстанет.
– Змей бы морской его побрал! – прошипел Сварт. – Надо как можно скорее обзавестись оружием.
Оба понимали, о ком речь, но внезапно на всех парах прискакала Мани, занятая до этого на нижней палубе:
– Капитан… Капитан! В трюме кто-то шевелится! И это не рыба!
Глава 31.
Липкий зной вился неровными линиями очертаний солнца в зените. Ветер разносил пыль неумолимыми жерновами сотен песчинок, осколков травы и камней. Широкие шейные платки степных жителей с трудом спасали от вездесущей пыли, которая неизменно скрипела на зубах безвкусной солью.
Через несколько дней пути Гриф Риппер и Ванесса Филлгрев достигли лаза в Бездну, портала в мир Беннаам. Сначала они ориентировались по следам копыт, потом характерные отметины от подков лошадей сменились иными отпечатками, не человечьих ног, а звериных и птичьих лап. А сами несчастные лошади встретились немного в стороне от тропы – они лежали обглоданными скелетами.
Цепочка новых следов напоминала отметины от когтей гигантских воронов. Да, именно их: Вороны Отчаяния – титул и облик элитной гвардии короля асуров. Риппер прекрасно знал, каким существам принадлежат эти следы.
Ванесса же только поморщилась, но не выказала опасений. Она не боялась встречи с чем-то сверхъестественным в отличие от ее покойного брата-главаря, который при жизни не щадил и не опасался гнева людей и джиннов, но зато страшился призраков, духов и прочих сил, в сражении с которыми не помогли бы два верных револьвера. Ванесса же с детства привыкла бояться только людей, быть может, из-за того, что до недавних пор не встречалась с асурами и прочими не поддающимися объяснению созданиями.
– Гриф, долго еще? – спрашивала Ванесса.
– Не торопись, – хмуро отвечал ей Риппер. – Туда, куда мы идем, невозможно попасть вовремя.
– Но мы же торопимся за свитками, – напомнила Ванесса.
«Да, за моим в том числе», – подумал Риппер и ничего не ответил, только поправил шляпу.
Солнце в зените стекало жгучими ручьями, пыльным морем расстилалась выгоревшая степь, с каждым часом пути все больше превращавшаяся в пустыню. На многие мили вокруг не виднелось человеческого жилья, вскоре перестали встречаться даже птицы и ящерицы. Только лошади всхрапывали под седлами, взрезая жесткую степную почву подковами. И два всадника торопились в Бенаам. В проклятый мир-ловушку.
Они почти не разговаривали, пыль мешала. Да и знали все без слов – цель своего путешествия и направление. А исход не ведал даже Сумеречный Эльф.
Всадники молчали словами, а говорили действиями, лишь изредка уславливались, что кому делать во время ночных стоянок, когда среди гигантских кактусов витал заунывный вой койотов. Но вскоре исчезли и они. Мертвая зона напитывалась тишиной, сам воздух сквозил дымным безмолвием.
«Зачем я веду тебя в Бенаам? Словно бросаю снежок в костер, – думал порой Риппер, украдкой рассматривая на привалах Ванессу из-под своей широкополой шляпы. – Но выбора у меня нет. И ты сама желаешь идти. Но ты уже устала. Очень устала от такой жизни, даже если не признаешь этого».
Ванесса не могла знать всей правды о пункте назначения, только предполагала, листая в детстве книжки с картинками – про мир Бенаам в мире Большого Дерева складывали страшные легенды, искаженные и неправдивые.
Она смутно припоминала, что лет до трех жила в каком-то прекрасном доме с белыми стенами, где и листала книжки. Там не было пыли, и мама вычесывала любой песок из вьющихся крупными кольцами детских волос. Лица сохранись смутными образами, зато Ванесса помнила, как чья-то рука с гребнем проводила мягко по волосам. Вот и все. И она называла этот образ мамой, но только Гриф Риппер знал, что значилось в самом начале свитка с красным ободком. Но он бы не сказал, да Ванесса и не желала спрашивать: даже если все туманные воспоминания были иллюзией, где-то в глубине души они согревали. Такая мягкая рука, такой жесткий гребень. И никакой пыли, и никакого топота лошадей.
А что было потом? Потом пришел горячий степной ветер, и с тех пор пыль сопровождала ее всю жизнь. Казалось, она испробовала все привкусы этой пыли. У обычной пыли их много, много знаков она несет, много домыслов. Порой она безвкусна, как высушенная душа, порой утомлена коротким дождем, но чаще избита солнцем. А порой пропитана кровью, что орошает ее тяжелыми вязкими каплями. Привкус такой пыли Ванесса узнала рано, наверное, слишком рано.
