Следующий день прошел в суете, привычной для любого переезда, – даже если его затеяли те, у кого и вещей-то почти нет. За время, проведенное в Пьер-э-Метале, они не успели толком обжиться. Многое осталось в их настоящем доме. Пока шли разбирательства и споры, там никто не жил, – только Удержатели присматривали за жильем. Флори надеялась, что Лим вернет ей ощущение дома и развеет навязчивые мысли о тех, к кому она успела привязаться. Переменчивый, как узоры калейдоскопа, Дарт, балагур Дес и зануда Рин – каждый стал для нее другом, и скорое расставание с ними разрывало ей сердце.
Они приехали в Ящерный дом ранним утром. Их должен был встретить Рин, но вместо него на крыльце поджидала Рэйлин, чье присутствие никого не обрадовало. Она ослепила их приветливой улыбкой и, по-хозяйски открыв дверь, даже не соизволила переступить порог.
Сегодня безлюдь показался Флори мрачнее, чем прежде. Она испытала странные ощущения: будто очутилась в чужих комнатах, наполненных ее вещами, и стоило поторопиться, чтобы увезти свое до появления истинного хозяина.
Они принялись за работу, стараясь не обращать внимания на скрипы и грохот, что доносились с чердака. Шум прекратился лишь после того, как Дарт зажег щепку и обошел все комнаты, припугнув безлюдя дымом.
Впредь ничто не мешало им собирать вещи, не считая особой тяги Дарта к разным безделушкам. Помогая Флори, он хватался за хлам и начинал спорить, что нельзя выкидывать вещи. В итоге она сдалась и позволила забрать все, что казалось ему нужным. Так Дарт обзавелся ключом от комода и пуговицей от старого платья Флори. Новообретенные богатства он прицепил на плетеный кожаный шнурок, оставшийся от пенала для художественных кистей, а после надел в довесок к остальным нашейным украшениям. Дес, скептически глядя на друга, окрестил его «безделушником» и ушел с коробкой вещей на улицу.
Восседая на крыльце, Рэйлин дожидалась, когда они управятся. Каждый раз, проходя мимо, Флори ловила на себе ее колючий взгляд. К обеду их взаимное терпение вознаградилось разлукой, и утомленная Рэйлин, заперев дверь, укатила прочь. Ее перламутровый автомобиль исчез из виду раньше, чем Дарт смог справиться с дверью старой колымаги, куда они погрузили вещи. Пока он возился с заклинившим механизмом, Дес заинтересованно шарил по двору и вернулся с любопытной находкой. Конверт из почтового ящика он торжественно вручил Флори.
– Только ты мог догадаться проверить почту, – пробормотал Дарт, укладывая коробки плотнее.
– Привычка. – Десмонд небрежно пожал плечами. – В прошлом я был прекрасным ловцом писем. А теперь я просто прекрасен.
Флори и Дарт переглянулись и одновременно рассмеялись. Неизвестно, что скрывалось за умением Деса хвалить себя: самоирония или самолюбие. Если он и впрямь шутил, то отыгрывал весьма правдоподобно.
Автор послания не оставил никаких опознавательных знаков, однако, едва открыв его и учуяв терпкий аромат лаванды, можно было догадаться, кто отправитель. Флори даже боялась представить, что творилось в доме Прилсов, если бумага пахла так, будто на нее пролили целый пузырек лавандового масла.
Внутри конверта оказались свернутый вдвое лист и деньги. Госпожа Прилс писала, что сокрушается о «досадном недоразумении» – так она называла арест Флори. Здесь жертвой обстоятельств выступала сама Прилс, обманутая клеветой и ложными фактами. На раскаяния у нее ушло всего две строчки. Далее она поведала о том, что картина Лили выиграла на Ярмарочной выставке и дочь полна энтузиазма вернуться к занятиям. Впрочем, писала Прилс следом, после всех событий им лучше разойтись с миром, – поэтому к посланию прилагалось тройное жалованье. Богачка и здесь осталась верна себе: рассчитывала, что деньги загладят вину (если она вообще считала себя виноватой). Так или иначе, она выражала надежду, что Флори не станет держать зла на их семью. Кажется, на письмо возлагалась важная миссия: спасти дом Прилсов от мнимого проклятья. Флори не смогла сдержать усмешки, скомкала лист и бросила его в близрастущий кустарник под изумленный возглас Деса. Она бы с удовольствием проделала то же самое и с деньгами, которыми Прилс хотела откупиться, однако прагматичность не позволила ей так поступить.
– Ставлю на то, что Прилс позвала тебя работать семейной гадалкой. – Дес легонько толкнул ее плечом, подначивая.
– А для тебя у нее есть вакансия домашнего шута, – съязвила Флори и скрылась в машине.
– Если она красивая, я согласен, – с этими словами Дес уселся за руль.
– У меня для тебя предложение получше, – голос Дарта раздался с горы чемоданов и коробок, сложенных на заднем сиденье. – Как насчет того, чтобы заткнуться?
В ответ Дес изобразил пантомиму, будто закрывает рот на замок и выбрасывает ключ через плечо. Флори выдохнула, мысленно благодаря Дарта за то, что остановил поток шуток.
Груженая колымага завелась с третьей попытки, а затем с грохотом, дребезжанием и скрежетом покатила по кварталу Опаленных.
Рин ждал их возвращения на крыльце Голодного дома и всем своим видом напоминал Рэйлин: та же аристократическая поза, то же недовольное выражение лица, тот же жест нетерпения – пальцы, барабанящие по колену. Он встретил их занудной речью о том, что ему пришлось отложить срочные дела и впустую потратить время. Признаться, Флори из-за всей этой суеты позабыла, что они договаривались поехать в горкассу. Официально признанный безлюдем, Ящерный дом переходил в собственность города, за что собственникам полагалась денежная компенсация. За ней-то они и отправились.
Долгое время Рин молчал, сосредоточенно следя за дорогой. Он хоть и был занудой, но отходчивым, поэтому не сдержался от расспросов о том, как себя вел безлюдь. В завершение своего короткого рассказа Флори задала беспокоящий ее вопрос: обязательно ли уничтожать дом? Невзирая на то, что он погубил родителей и стал средоточием бед, безлюдь оставался их фамильным имением. Флори помнила, как тепло мама относилась к нему, как радела о нем, желая сохранить наследство, и в голове неотступно свербела мысль, что, отрекаясь от дома, она совершает предательство. Ей нужно было убедиться, что снос – вынужденная мера и единственно правильное решение. Именно так Рин и ответил.
– Ящерный дом унес много жизней. Думаю, с него хватит, – произнес он, выйдя из машины. – Я не могу взять на себя ответственность оставить его. И вы не можете.
Рин ободряюще, по-дружески, похлопал ее по плечу, прежде чем они вошли в здание горкассы, где Флори получила внушительный кошель с монетами. Она столько денег никогда в руках не держала, а теперь могла ими распоряжаться. Огромная цена за дом в Лиме теперь не казалась непомерной. Ничто не останавливало ее, чтобы вернуть себе его. Всю обратную дорогу она рассказывала о своих планах. Предвкушение перемен отвлекало и утешало ее.
Рин предложил связаться с проверенным домоторговцем, чтобы сделка прошла надлежащим образом. Преисполненная чувства благодарности, Флори обняла его на прощанье. Он смутился, как мальчишка, и уехал по неотложным домографным делам. Смотря вслед, она подумала, что будет скучать по его брюзжанию, вечным нравоучениям, скучной правильности; потом вздохнула и побрела к дому. Ее зрение уловило движение в окне, но это оказались лишь потревоженные кем-то занавески.
