Офелия зарделась от смущения и поникла, не получив ожидаемого одобрения, – и это после того, что ей пришлось пережить в стремлении помочь. Желая поддержать сестру, Флори осторожно сказала:
– Нужно сообщить обо всем Рину, чтобы он снова проверил наш дом. Возможно, он найдет что-нибудь подозрительное.
Дарт улыбнулся краешками губ, будто его позабавили эти рассуждения, однако при такой добродушной мимике ответ был достаточно твердым:
– Не собираюсь больше откровенничать с домографом, который безосновательно исключил меня из совета.
– С чего ты взял?
– Сообщили по секрету. – Он кивнул на столик с нетронутыми чашками, но имя информатора называть не стал, и эта недосказанность, окутанная флером загадочности, привела ее в ступор.
Флори могла бы спросить прямо, но что-то подсказывало ей, что Дарт не ответит. Сейчас его не интересовало ничего, кроме собственных ущемленных чувств. Обиженный и недооцененный, он вел себя точь-в-точь как Офелия, пусть и был на десять лет старше. Погруженный в мрачные мысли, Дарт ушел, позабыв о гостьях, словно они вросли в кресла и слились с интерьером.
Наступил подходящий момент, чтобы серьезно поговорить с сестрой, однако Флори при виде печального личика хотела обнять и утешить ее. Она тоже совершила безрассудные поступки из лучших побуждений и познала, как сложно за них отвечать. Они сошлись на том, что отныне будут держаться вместе и советоваться друг с другом, хотя Флори сомневалась, что их договоренность продержится долго, – неуемный характер Офелии не позволит этому случиться. Скрепив перемирие объятиями, обе посмеялись, что до сих пор покрыты известковой пылью, и отправились смывать ее.
Душистое мыло и чистая одежда вернули Флори чувство защищенности и покоя. Она прошлась по знакомым комнатам, надеясь отыскать Дарта, но вскоре убедилась, что в доме его нет. Безлюдь, в прошлую встречу ворчащий и фыркающий от сандалового дыма, сейчас сладко дремал, не возражая вновь приютить двух постояльцев.
Когда к окнам стали липнуть мягкие, полупрозрачные сумерки, настроение Голодного дома изменилось. Стены загудели низким тоном духового органа, и все обитатели в едином порыве высыпали в холл. Поскуливая, Бо подбежал к двери, которая распахнулась сама собой, впуская в дом голоса: один ворчливый, другой громкий, почти визгливый. Затем на пороге появились Дарт с чемоданом и смеющийся Дес налегке, не считая миниатюрной коробки, перевязанной бечевкой так, чтобы было удобно нести на весу.
– Лу передала пирог. Поздравляет с наступающей Ярмарочной неделей. – Дес вручил гостинец Офелии и, подмигнув, добавил: – А еще она сказала, что двери кухни всегда открыты для тебя.
Не оценив благосклонности Лу, Фе выдала кислую улыбку и скрылась, пока ей не предложили стать помощницей Кровожадины. Это прозвище цеплялось к любой мысли о кухарке, и Флори переживала, как бы не привыкнуть к нему и случайно не проболтаться. Впрочем, Дес оценил бы идею, поскольку сам обладал остроумием и дерзостью подростка. На ужин он не остался, сославшись на важное задание в таверне, и бросил на прощание:
– А для тебя, Фло, всегда открыты двери моей комнаты.
Из его уст фраза прозвучала двусмысленно, и она нахмурилась, скрывая смущение.
– Ты говоришь это всем девушкам, – скептически заметил Дарт и похлопал друга по спине, как бы напоминая, что ему пора.
– А тебе обидно? – хохотнул Дес, пятясь назад. – Так ты тоже приходи.
– Обязательно. До встречи!
Дарт бесцеремонно выставил друга за порог и захлопнул дверь прежде, чем тот успел отвесить очередную шутку.
– Это негостеприимно. – Флори скрестила руки на груди, чтобы ее укор прозвучал еще убедительнее.
– И это говорит человек, который встретил меня, размахивая скалкой, – хмыкнул Дарт, многозначительно изогнув бровь. – Ты-то образец гостеприимства, Флори.
Он подхватил чемодан и направился к лестнице, а на последних ступеньках обернулся, чтобы бросить сверху вниз лукавый взгляд:
– Идешь?
Флори последовала за ним, словно переживала за сохранность своих вещей в багаже, которым Дарт небрежно размахивал. При каждом резком движении что-то глухо постукивало внутри – оставалось надеяться, что это не флакон духов.
Дарт привел ее в комнату, где она ночевала после визита в Паучий дом. В суматохе последних дней ушибы забылись, а сейчас вдруг отозвались в теле ноющей болью.
– Я подумал, раз ты уже была здесь, то пусть комната станет твоей… – Дарт запнулся и потер подбородок, – на какое-то время.
Его слова пробудили в ней утраченное, казалось бы, чувство. На миг она поверила, что вновь сможет обрести настоящий дом и душевное спокойствие. Поблагодарив Дарта за заботу (на сей раз он не стал исправлять, что это заслуга безлюдя), Флори поторопилась проверить чемодан. Флакон из прозрачного граненого стекла был цел и заполнен почти до краев. Отвлекшись, она не заметила, как Дарт исчез, и спохватилась, когда из библиотеки донесся приглушенный скрежет потайной двери.
Гадая, куда он отправился, Флори убеждала себя не тревожиться и не ждать его, но именно это и делала. Допоздна не ложилась спать, пытаясь отвлечься вышивкой, прислушивалась к тишине дома, ошибочно принимая шум дождя за шаги, и отчаянно боролась со сном, чтобы не пропустить момент, когда Дарт вернется.
Она долго ворочалась, воюя с навязчивым беспокойством. Ни одна перина не могла утаить мысли-иголки. Флори избавлялась от одной – и тут же натыкалась на другую… Теперь ей не давали покоя те две чашки на библиотечном столике. С кем встречался Дарт тогда и где пропадал всю ночь? Она не знала, почему в голове то и дело возникал образ Лизы. Возможно, лютина и впрямь была похожа на фарфоровый сервиз: такая же хрупкая, изящная, состоящая из тонких линий и красивых черт.
Засыпая, Флори думала о том, какой же вычурный тот чайный сервиз. До чего отвратительные чашки!
Флори снился парк, где семья Гордер гуляла по выходным: аллея с уличными музыкантами, открытые веранды кондитерских, задорный лай собак и смех детишек, резвящихся на зеленых лужайках. Когда она открыла глаза, часть сновидения последовала за ней. По-прежнему звучали гитарные аккорды, прерываемые заливистым лаем, и на миг даже почудился запах свежей выпечки.
Окно дышало ветром, занавески то надувались, то медленно опадали, словно были его легкими, вздымающимися от каждого вдоха. Поняв, что звуки доносятся с улицы, Флори решила проверить, что там, нырнула под полупрозрачные гардины и высунулась прямо в арку медового света. От одного глотка воздуха, напоенного ароматом глициний, во рту стало сладко.
С высоты дворик за домом выглядел небольшим островком земли, окруженным дикой порослью, норовившей перемахнуть через изгородь. Бо гонял стрекоз, атаковавших куст шиповника, защищая свой тайник с косточками. Гитара продолжала звучать, но музыкант оставался невидим. Наверно, он сидел в той части дворика, которую заслонял выпирающий угол дома.
