Пляски продолжались до тех пор, пока в сад не выкатили десерт. Торт в три яруса был щедро украшен фруктами, а на верхний корж взгромоздили пряничные домики, разукрашенные в традиционные цвета Ярмарки. Неужели и торт следовал привычке наряжаться в честь домографа? Или домики символизировали семью, родовое имение?
Взгляд невольно скользнул к Рэйлин, которая смеялась над шутками фокусника. Он заставлял кусочек торта исчезать с блюда, а затем по щелчку пальца появляться из воздуха.
Флори уткнулась в свою десертную тарелку, украшенную все тем же вензелем в форме буквы «Э». Фамильная посуда… как мило. У нее самой не было ни именного сервиза, ни родного дома, ни семьи. Но разве это кого-то волновало? Фарфоровое лицо тарелки выглядело беспристрастно, а золоченая буква «Э», похожая на открытый рот, дразнясь, показывала язык.
Здесь ей не место. Это больше не ее праздник.
Мысли причинили почти физическую боль, и она вскочила из-за стола, роняя салфетку с колен. Какая оплошность. Флори присела, чтобы поднять салфетку, – и на ней снова увидела эту пресловутую букву, вышитую золотой нитью на уголке. Она отдернула руку, словно заметила в траве змею, резко выпрямилась и зашагала прочь.
Мощенная камнем дорожка привела в дальнюю часть сада. Деревья здесь росли гуще и скрадывали гул праздника, позволяя насладиться шумом воды. Миновав зеленую арку, Флори задержалась у пруда, понаблюдав за хаотичным движением красноперых карпов. Попыталась сосчитать рыбок, но сбилась уже на пятой и бросила глупую затею. Вскоре она набрела на белую ротонду, обвитую плющом. Изящное сооружение стояло в самой высокой точке сада, откуда открывался живописный вид на частные виноградники, исполосовавшие холмы.
Флори расположилась на скамье, скрытой от любопытных глаз занавесью плюща. Если кто-то заметит ее здесь, можно будет сказать, что от музыки разболелась голова. Раздумывая над этим, она ощутила чье-то присутствие. Огляделась по сторонам и поначалу никого не увидела. От густой зелени сада рябило в глазах, от чего показалось, будто Дарт появился из ниоткуда. В руках он держал тарелку с тортом – вернее, непонятной массой, что в недавнем прошлом была десертом. Дарт разобрал слои и уплетал их отдельно, выглядя более чем забавно: его праздничный облик франта никак не сочетался с руками, перепачканными в креме.
– Что ты тут делаешь? – спросила Флори.
– Решил уединиться, чтобы съесть торт.
– Ты ешь его неправильно.
– Вот именно от таких замечаний я и прятался.
Он подобрался к ней и уселся на соседнюю скамейку в ротонде.
– Угощайся! Фрукты я еще не трогал. – Он протянул ей тарелку. Флори не хотела обижать его отказом, поэтому подцепила ногтем вишню в сиропе. – Правда, так вкуснее?
Она растерянно пожала плечами.
– Тогда бери суфле!
Она послушно отломила кусочек на пробу, перепачкав пальцы в творожном креме.
– Ты всегда ешь торты таким образом?
– Только сегодня, – признался он и рассеянно улыбнулся.
– В этом особенность твоей личности?
– Нет, конечно. – Показалось, что Дарт немного смутился и помедлил, прежде чем продолжить: – Обычно в такие дни специально притворяюсь болваном, потому что людям интереснее потешаться над глупостями, чем говорить об изобретениях.
– Изобретениях?
– Ну, так… разных штуках, – уклончиво ответил Дарт. – Обычно они касаются работы с безлюдями, несколько, кстати, Рин использует.
Тут он запнулся и, решив перевести тему, пожаловался:
– Попросил Рина дать мне ключ от Дома-на-ветру, а он отказал.
Единственная улика вела туда. Если предположить, что Сильван не раз таскал ценности из Дома-на-ветру, он мог оказаться там накануне своей смерти и обнаружить нечто важное, о чем так и не успел рассказать Дарту.
– А задобрить безлюдя ты не можешь?
– Вряд ли получится в кратчайшие сроки добыть сорт табака, который предпочитает безлюдь, – ответил Дарт и с хмурым видом принялся доедать торт.
– А что предпочитает твой? – Флори думала об этом с тех пор, когда узнала про приманки.
Прежде чем ответить, Дарт огляделся по сторонам, а потом шепотом сказал:
– Острый перец.
Флори невольно улыбнулась. Ответ был так прост, а она не смогла додуматься до него сама, хотя не раз отмечала, что от Дарта веет этим острым ароматом. И в ту ночь, когда они с Десом пробрались в Голодный дом, от нее, приехавшей на телеге со специями, пахло примерно так же. Вот что насторожило Рина, когда он спросил, как им удалось открыть дверь без ключа. Еще тогда он понял, что Флори воспользовалась приманкой, но успокоился, узнав, что это вышло по удачной случайности.
Мысли ее прервались, потому что Дарт снова заговорил. Он будто бы обращался не к ней, а просто размышлял вслух.
– Раз ему нужны веские доказательства, я их найду, – заявил он. Потом в задумчивости почесал висок мизинцем, еще не выпачканным в креме, и стал строить планы: – Нужно повторно опросить владельца таверны, где Сильван был перед смертью. И пройтись по старьевщикам и ломбардам, чтобы понять, когда он начал продавать ворованные вещи из Дома-на-ветру. Если он давно промышляет этим, то становится подозреваемым. Если наведался туда уже после смерти Мео и что-то заметил – значит он свидетель.
– И мародер, – мрачно добавила она.
В их разговоре возникла долгая пауза.
Неудивительно, что Рин не поддержал затею. Ему приходилось осторожничать больше обычного: иметь веские причины и железные доводы для каждого своего шага. Его загнали в угол. Следящих не устроило вмешательство Рина в судебный процесс; городские власти наверняка были недовольны, что несколько безлюдей остались без контроля; а лютены обвинили его в потворстве Дарту. Со всех сторон на него давили, смотрели выжидающе – как стервятники, готовые заклевать.
Флори растерянно разглядывала руки, испачканные в творожном креме. Пока все гости чинно ели десерт золочеными ложечками, Дарт притащил в сад фарфоровую тарелку из фамильной сокровищницы Эверрайнов. Интересно, что сказала бы госпожа, узрев такую вопиющую наглость? Не успела она вообразить, как неугомонный Дарт позвал ее за собой. Флори доверилась ему и ахнула, когда они остановились у пруда:
– Ты серьезно?!
– А ты хочешь ходить с липкими пальцами?
– Убедил.
Они склонились над зеркальной гладью пруда и опустили руки. Флори почувствовала согретую солнцем воду, а затем – скользкое прикосновение к запястью. Она взвизгнула и дернулась, вызвав кучу брызг. Ее испугал не карп, а то ощущение, когда что-то невидимое дотрагивается до кожи.
– Ты успела загадать желание? – спросил Дарт с ребяческим восторгом.
– Нет, я успела только рыб распугать.
– А я загадал. Местные поверья утверждают, что карпы прикасаются к тем, чье желание соглашаются исполнить.
