– Это она, госпожа? – спросил он.
Хозяйка дома кивнула и добавила:
– Да, бывшая работница. Когда я ее уволила, она украла мои серьги, а потом похитила сына, но одумалась и вернула его, сочинив нелепую историю.
Флори застыла, шокированная не только ложью, но и резкой переменой в поведении. Пять минут назад госпожа Прилс любезно предлагала ей чай, а теперь обвиняла в преступлениях.
– Я ничего не крала, – твердо заявила Флори, стараясь сдержать дрожь в голосе.
– Вы не раз показали свое преступное лицо, милочка! – фыркнула Прилс. – Мне следовало тщательнее проверять ваше прошлое, чтобы не подвергать опасности семью.
Ее большие и стеклянные, точно у куклы, глаза окинули Флори презрительным взглядом, и стало очевидным, что госпоже Прилс известно о том случае с подменой бумаг. Напрасно Флори надеялась сохранить это в тайне. Пока она, застыв в оцепенении, сокрушалась о своем раскрытом прошлом, госпожа Прилс продолжала:
– Один раз я пожалела ее. Но там, где одно преступление сходит с рук, тут же замышляется другое…
– Я не крала вещи и уж тем более не похищала ребенка. Я его спасла! – отчаянно выкрикнула Флори. – Это подтвердит господин Прилс! Он был там и все видел. – Поняв, что сохранить все в тайне не удастся, она выпалила: – Лютены похитили его и притащили в Ползущий дом.
– Вы так настаиваете на вашей лжи? – Госпожа Прилс лукаво сверкнула глазами и позвала: – То-о-орн!
Звенящее эхо наполнило комнату и растворилось в напряженной тишине. Все ждали, что произойдет дальше. А дальше из глубины комнат в облаке табачного дыма выплыл полноватый мужчина с редкими тусклыми волосами, зачесанными назад. Теперь Флори была готова поклясться, что в Ползущем доме был именно он – Торнхайер Прилс.
– В чем дело? – в своей строгой манере спросил он. Зов супруги явно отвлек его от важного дела.
Следящий нервно кашлянул.
– Простите, господин… вас сегодня не похищали?
– Вы нездоровы? – с презрительной гримасой выдал он, чем напрочь отбил желание следящего задавать глупые вопросы. Затем Прилс повернулся к супруге: – Я же сказал, что занят.
Она сконфуженно промямлила что-то в ответ и задобрила слова натянутой улыбкой, которую Прилс уже не увидел, покинув гостиную. С его уходом следящие оживились и воспылали бравым энтузиазмом.
– Вы дали ложные показания, кхе-кхе, – заявил кашляющий растерянной Флориане. – Вам придется пойти с нами.
Возразить она не успела – шмыгающий подскочил к ней и одним отточенным движением скрутил руку, нацепив кандалы на запястье. Следящий не разменивался на любезности, делал все быстро и четко. Флори твердила, что ни в чем не виновата, просила выслушать ее и проверить Ползущий дом, чтобы убедиться: она не врет. Однако никто не проявил ни малейшего сочувствия, а Долорес стояла с таким торжествующим видом, будто готовилась получить почетную медаль.
Прежде чем ее затолкали в патрульную машину, Флори пересеклась взглядом с госпожой Прилс. В ледяных глазах не было ни капли сожаления – только злость и высокомерие.
Зловонный запах тюрьмы и лязг решеток разбудили притупленные ощущения. Воздух встал в горле, не способный превратиться ни во вдох, ни в выдох. Ее словно душили чьи-то холодные и сильные руки. Флори стояла посреди камеры, но будто падала в ледяную бездну воспоминаний.
Все началось сразу после похорон. Пока в фамильном доме шло расследование, сестер определили в приют. Они попали в незнакомое место, когда больше всего нуждались в защите родных стен. Их вырвали с корнем, растоптали, уничтожили. Едва оправившись, Флориана заговорила об опекунстве, но ей не доверили судьбу младшей сестры. Приют искал опекунов среди родственников сироток, а из близких у них осталась лишь троюродная тетка-грымза. Жизнь с ней и ее кошачьим выводком не сулила ничего хорошего. Тем не менее директор упорно пытался связаться с предполагаемой опекуншей, но в ту глухомань, куда она забралась, письма не доходили, забывая дорогу еще на полпути. Приют стал временной тюрьмой, где сестры ожидали, когда им определят другое место заключения.
Однажды к Флори пришла безумная мысль: раз директор приюта ищет их далекую родственницу, нужно помочь ему поскорее решить проблему. Так появилось поддельное письмо. Троюродная тетушка рукой Флори писала, что узнала о трагедии и хочет взять племянниц под свое «сломанное крыло». Она бы приехала за ними, да только с травмой дальний путь не выдержать, поэтому тетушка умоляла отправить племянниц к ней в деревню. За этим скрывался план побега: покинуть приют, уплыть на пароме до деревни в глуши, а оттуда перебраться в Лим, где их ждал родной дом. Флори надеялась, что там знакомые помогут получить опекунские бумаги.
Вначале все складывалось, как задумано. Директор с легкостью клюнул на обман, поскольку к тому времени поиски дальней родственницы его утомили. Сестрам-сироткам купили билеты, сопроводили их до парома и выдали необходимые документы. Они благополучно добрались до Лима и неожиданно узнали, что их выселили. Власти сделали единственную поблажку – закрепили за Флорианой статус опекуна, а после сестры вернулись в Пьер-э-Металь, где их ждал фамильный дом… и следящие.
Они появились на пороге через пару дней. Флори открыла им двери, уверенная, что бояться нечего, ведь она предусмотрела все: оформленное наследство на дом, опекунство и сопроводительное письмо из академии для поиска работы. Однако забыла о главном – обмане, что позволил им сбежать из приюта.
Ее обвинили в подлоге и скрутили руки, как преступнице. Флориана до сих пор помнила момент, когда разбросанные на полу документы, их мнимая защита, превратились в бессильные бумажки, истоптанные сапогами следящих. Уличив ее в обмане, в подлинность этих документов никто не поверил. Офелию отправили в приют, а саму Флори – за решетку…
Горькие воспоминания внезапно прервались. Следящий из реальности, тот самый кашляющий старик, принес ужин и, просунув в окошко жестяную тарелку с кашей, объявил, что допрос перенесли на завтра. «Ярмарка», – коротко пояснил он. Как и прочие горожане, следящие не хотели утруждать себя излишней работой в праздники.
Пытаясь отковырнуть ложкой комок застывшей каши, Флори успокаивала себя: впереди у нее целая ночь, чтобы придумать, как отвечать на вопросы, если Дарт не придет на помощь раньше. А он обязательно придет, как делал раньше. Мысли о нем вселили в нее надежду. Оставив засохший ужин в тарелке, она прилегла на грязный матрас, брошенный на пол. Маленькое окошко под потолком медленно поблекло и замерцало отблесками праздничных огней. «От Ярмарки не скрыться даже в камере», – с горькой усмешкой подумала Флори.
Вокруг было непривычно тихо, будто она осталась единственной преступницей в городе. Откуда-то доносились приглушенные голоса. Если судить по времени и тюремному режиму, сейчас следящие сменялись: одни уходили с дневного поста, другие заступали на ночное дежурство.
