Флори мягко улыбнулась, стараясь не выглядеть строгой:
– Фе, жизнь – не сборник сказок, чтобы верить в небылицы.
– Но и не учебник, где все правильно и понятно.
Офелия всегда рассуждала серьезно, но, потеряв родителей, резко повзрослела и обрела какую-то особую мудрость, словно получила ее в наследство. В то время как Флори чувствовала себя беспомощным ребенком, нуждающимся в защите. Оттого разногласия между сестрами были неизбежны.
Только Флори придумала, что сказать, как дом сотрясся от дикого шума, раздавшегося откуда-то снизу, из подвала. Офелия подскочила от испуга, задела кружку на краю стола, и та упала на пол, расколовшись надвое. Из-под досок эхом донеслись звуки: шаркающие и звенящие, глухие и скрипучие. В подвале кто-то ходил и мог без труда выбраться через лаз в полу. Задвижка на нем, как и многое в доме, была сломана, и чтобы остановить незваного гостя, следовало прижать люк чем-нибудь тяжелым.
Сестры принялись отчаянно толкать обеденный стол, но едва сдвинули его с места, как в люк ударили снизу. Поняв, что поздно возводить баррикады, Флори схватила скалку – первое, что попалось под руку, и застыла в ожидании. Когда крышка люка громыхнула и откинулась, Офелия вдруг заверещала: «Сто-о-о-ой!» – и оттолкнула Флори. Она устояла на ногах, но момент упустила.
Из-под пола выглянул Дарт – такой удивленный и растерянный, будто это к нему пожаловали незваные гости. Несколько мгновений они таращились друг на друга, потом Дарт пробормотал:
– Ну и ну…
– Проваливай отсюда, иначе не поздоровится! – пригрозила Флори, потрясая скалкой в воздухе.
– Да я и так кашляю. – Он сделал показное «кхе-кхе» и тут же придал лицу более серьезное выражение, подходящее для переговоров. – Не нужно распускать… скалку. Я не злодей.
Офелия согласно закивала, но даже вдвоем им не удалось убедить Флори. Она крепче сжала «оружие» и напряглась точно пружина, готовая разжаться в любой момент.
– Фе, беги к соседям. Пусть вызовут следящих. Скажи, что у нас в подвале грабитель.
– Минуточку, – вмешался Дарт, многозначительно воздев указательный палец к потолку. – Что за выводы? Дай хотя бы объясниться.
Флори нервно дернула плечом и… уступила. Пусть Дарт болтает, пока она думает, как действовать дальше. Получив дозволение, он изобразил вежливый жест, сняв с головы невидимую шляпу.
– Не думал, что попаду к вам. На двери не написано.
– Нет там никакой двери, лжец! – выпалила Флори.
– А вот и есть. Просто спрятана за полками. Пришлось их повредить, но я все починю. – Он скорчил виноватую гримасу. – Дело в том, что безлюди связаны подземными ходами, и один привел меня сюда.
– И что с того?
Дарт поджал губы и, выдержав театральную паузу, заявил:
– Дамы, у меня для вас плохие новости. Кажется, вы живете в безлюде.
От шока у Флори застучало в висках, точно беспокойным мыслям стало тесно в голове.
– Это невозможно. В безлюдях никто не живет.
– Так-то уж никто? – хмыкнул Дарт, и на его лице вновь появилась эта противная ухмылочка. Никогда прежде Флори не испытывала столь острого желания огреть кого-нибудь по голове.
– Может, объяснишь нормально вместо того, чтобы умничать?
– Может, позволишь мне сесть, чтобы я нормально объяснил? – предложил Дарт, все еще балансируя на подвальной лестнице.
Флори не доверяла ему и предпочла бы держаться подальше, однако желание во всем разобраться перевесило. С их домом действительно происходило что-то неладное: шаги на чердаке, голоса, грабители, ничего не укравшие… Возможно, Дарт мог пролить свет на эти события.
Он выбрался из подвала, по-прежнему находясь под прицелом скалки, и поднял руки, как будто собирался сдаваться в плен. Выглядел он весьма странно: на нем были короткие серые штаны и хлопковая рубаха с расстегнутым воротом. На шее висела всякая дребедень – цепочки, нити, деревянные бусы, кожаные шнурки с маленькими ключами, наперстком и серебряными кулонами. Его нынешний облик разрушал все представления Флори о нем. Из грубого мужлана Дарт вдруг превратился в юнца, который, видимо, рос так быстро, что в одночасье штаны стали ему коротки. В таком обличье он совсем не вызывал опасения.
Они сели за стол: сестры с одной стороны, Дарт – напротив. Флори наконец отпустила скалку и размяла пальцы.
– Итак, – деловито начал Дарт, – вы живете здесь полгода. А что было с домом до вашего приезда?
Офелия оказалась словоохотливее и выложила всю историю.
Фамильный дом построил их прадед, и с тех пор наследие передавалось от отца к сыну. Поколение за поколением хозяевами здесь были мужчины, а после смерти одинокого дяди Джо дом перешел к Тейле Гордер – их матери. Она считала своим долгом позаботиться о семейном имении, пусть и не собиралась возвращаться в Пьер-э-Металь. Вскоре решение нашлось, и они наняли сторожа. Отец отправлял жалованье, а в ответ получал складный рассказ: весной сторож сажал на участке вишневые деревья, летом сражался с ежевикой, разросшейся на заднем дворе, а осенью сетовал на ураганный ветер, повредивший кровлю, которая после зимы совсем прохудилась. Потом все начиналось по кругу, проблемы сменяли одна другую как сезоны. Без крепкой хозяйской руки дом ветшал. И однажды весной, оставив дела, семейство приехало в Пьер-э-Металь, но вместо вишневого сада и залатанной крыши застало лишь разруху и запустение. Сторож исчез с деньгами, что успел вытрясти из доверчивых владельцев. В таком месте не то что жить, а переночевать было невозможно, и они, не успев перенести чемоданы через порог, повернули обратно.
Тейлу Гордер тревожило, что семейное имение, столько лет процветавшее до нее, теперь медленно превращалось в руины. Она не могла смириться с этим и осенью, воодушевленная идеями, решила снова отправиться в Пьер-э-Металь.
Уезжая, родители обещали вернуться через пару недель, но раньше них в Лим пришла страшная весть. Смерть четы Гордер расколола семью пополам. Флори и Офелия стали «сиротами Гордер» и, лишившись служебных привилегий отца, были вынуждены переехать в фамильный дом, простоявший в запустении почти три года.
К концу рассказа Офелия хлюпала носом и вытирала слезы рукавом, а Флори вдруг обнаружила, что слишком крепко сжала пальцы, впившись ногтями в ладони.
– Что ж, трех лет для безлюдя более чем достаточно, – заключил Дарт. Мрачное лицо выдавало, что история его тронула, однако он не нашел уместных слов, чтобы выразить сочувствие. – И раз все намекает на появление нового безлюдя, без домографа здесь не обойтись.
У Флорианы дрогнуло сердце. Когда-то она мечтала об этой профессии, да отец не позволил, считая, что изучение безлюдей – неблагодарный труд. Откуда коренному жителю Лима, не поднимающему головы от чертежного стола, было знать, что в других городах все иначе. И пусть Флори подчинилась воле отца, она чувствовала щемящую тоску каждый раз, когда слышала о домографах – ученых, чей предмет интереса находился на стыке архитектуры и биологии; людях, которые разбирались в том, что другим казалось непостижимым. До сих пор это вызывало у нее благоговейный трепет.
