Рин признал, что ошибался, не допуская Дарта к осмотру безлюдей. Не будь он таким упрямцем и приверженцем Протоколов, расследование могло бы продвигаться намного быстрее. Из уст Рина монолог о вреде правильности звучал более чем странно, а еще страннее Офелии казалось то, что Флори согласно кивала и ни разу не возразила. Наконец-таки эти зануды начали понимать, как устроен мир.
Рассуждения Рина могли затянуться, если бы Десмонд, уставший слушать его, не напомнил о себе многозначительным покашливанием. Он протянул руку, будто просил подаяние, и сказал:
– Ты собирался дать нам ключ от Дома-на-ветру.
Рин нахмурился и тем не менее полез в портфель за пеналом, где хранил все ключи. Никаких ярлыков и опознавательных знаков на них не было, но домограф справился без подсказок. Он вытащил длинный ключ с витиеватым узором на основании и передал его с нескрываемым недовольством.
Перед уходом Дес напомнил, что костюм сушится на кухне.
– А если одежда провоняет дымом? – проворчал Рин.
– Потерпишь. Мы же как-то терпим твое общество, – с серьезной миной заявил Дес и, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью. Без него в комнате стало тихо и как-то уныло.
Рин снова уткнулся в портфель, пытаясь что-то отыскать и попутно объясняя:
– У меня есть несколько сведений о вашем доме.
Сестры молча наблюдали, как Рин возится с бумагами, раскладывая их на столе. Он делал это невыносимо медленно и скрупулезно, как будто нарочно тянул время. Наконец он сказал:
– Наутро после праздничного ужина я, как и обещал, отправился изучать ваш дом. Первое, что я обнаружил, – отсутствие лютена. Вы его спугнули, и он больше там не появился. Впрочем, важно другое. – Он заглянул в какую-то бумагу, нахмурился и продолжил: – Я обнаружил особые свойства у безлюдя, потому и попал в лечебницу. – Тут он повернулся к Офелии и спросил: – Можешь подробно рассказать о ночи, когда на дом напали?
Просьба показалась странной, и сестры растерянно переглянулись. С той поры произошло множество других событий, что притупило остроту воспоминаний. Однако Офелия попыталась выудить из памяти как можно больше деталей. Рин слушал внимательно, не перебивая и делая в бумагах какие-то пометки. Когда она закончила, он задал пару уточняющих вопросов:
– Значит, буфет упал сам? И в нем ничего не разбилось?
Офелия точно помнила, как деревянная махина, заполненная посудой, рухнула на грабителя. Ее даже сдвинуть с места удавалось с трудом, не то что случайно опрокинуть.
– Я точно видела, как буфет упал, и слышала звон разбитой посуды. Не знаю, почему все осталось целым.
Именно из-за этой детали Флори вначале не поверила ей. Они так и не смогли объяснить странное явление, а потом и вовсе забыли о нем. Рин довольно кивнул, словно убедился в своей правоте, и продолжил:
– А теперь вынужден вернуться к событиям более давним. Для полноты картины мне необходима информация, поскольку в официальных документах я нашел нестыковки и…
– Спрашивайте, Рин! – Флори не выдержала его пустого многословия. Он кивнул и выпалил:
– Как погибли ваши родители?
Решительность Флори тут же погасла – не того вопроса она ждала. Во время их ошеломленного молчания Рин дважды извинился и уже открыл рот, чтобы извиниться в третий раз, но Флори перебила его:
– Несчастный случай.
– Вам объяснили, что произошло?
– Возможно… я плохо помню те дни. – Флори пожала плечами.
– Они сказали, папа сорвался с лестницы, когда полез чинить крышу.
Офелия помнила все: порой она возвращалась к этим мыслям, пытаясь свыкнуться с тем, что родителей больше нет.
– А мама услышала шум и выбежала на балкон. Наклонилась, чтобы посмотреть вниз, и прогнившие балясины переломились.
Сегодня она проговорила это до конца и не заплакала, а ведь не так давно не могла дойти даже до «крыши». Все еще было больно, но уже по-другому. Боль не стояла комком в горле, готовая вырваться слезами, а опустилась на глубину, угодила в клетку и теперь тихо свербела между ребер.
– Вам соврали.
Рин взял одну из бумаг и повернул к ним так, чтобы они могли прочесть.
– Это заключение следящие проигнорировали. В нем говорится, что ваши родители погибли от отравления сильным ядом.
Наступила пауза – длинная, тяжелая, как баржа на Почтовом канале. Офелия не могла объяснить, откуда в ее голове взялся такой образ, но совершенно точно чувствовала, как по позвоночнику медленно ползет что-то ледяное, вытесняя воздух из легких.
Рин не торопился: позволил им осознать услышанное и оправиться. Флори издала короткий, почти истеричный выдох, похожий на всхлип, а Офелия не сдержала слез. Рин подал ей платок.
– Мне очень жаль, что приходится говорить об этом…
– Расскажите все. И пожалуйста, не делайте долгих пауз. Медленную правду пережить ничуть не легче. Так что сэкономим время. – Слова Флори звучали по-деловому, будто она не хотела превращать разговор во что-то личное, а стремилась держать Рина на расстоянии, не показывая ему своих истинных чувств.
Он кивнул и заговорил, больше не прерываясь и не используя лишних слов. Чету Гордер убили пары редкого яда. Смертельной дозой можно надышаться за час. Следящие обнаружили это при первом же осмотре чердака, когда несколько людей почувствовали недомогание. Позже им стало известно, что обнаруженный яд выделяется единственным видом ящериц, обитающих на самой южной границе. Следящие предпочли скрыть этот факт, потому что не смогли объяснить, откуда в Пьер-э-Метале взялась экзотическая рептилия.
– Ниоткуда, – перебила Флори и подняла на домографа полный уверенности взгляд: – Яд источает сам дом. И наиболее опасное место – на чердаке, в хартруме.
Рин одобрительно кивнул:
– Да, Флориана. Я пришел к тому же выводу. Несколько человек, исследовавших место происшествия, обратились в лечебницу. Дело замяли, потому что следящие попросту не захотели рисковать своим здоровьем.
– Но рискнули нашими жизнями, умолчав обо всем, – презрительно фыркнула Флори.
– А вы еще верите в смелость и благородство следящих?
– Я успела убедиться в том, что они даже слов таких не знают.
Флори поджала губы, явно вспомнив какой-то эпизод из прошлого. Рин нервно постучал пальцами по столешнице и продолжил:
– Исследуя чердак, я почувствовал симптомы отравления. Это не первый опасный безлюдь в моей практике. После нескольких неприятных эпизодов я перестал осматривать хартрумы, но здесь не смог бездействовать. Как итог – снова попал в лечебницу. Там и узнал, что за отраву получил от вашего безлюдя. Ящерного дома, если позволите, поскольку его второе свойство – регенерация. Он научился восстанавливать то, что является его частью: например, возвращать целостность разбитой посуде и мебели, – как сделал с буфетом. Правда, странно, что безлюдь не выбрал одну из вас своей лютиной.
