Разжечь огонь для меня представлялось самой легкой задачей, а вот контролировать его – гораздо сложнее. Я то и дело увлекалась яркими искрами, отлетающими от костра или хрустом горящего дерева, тем самым забывая, зачем, собственно говоря, устроила костер.
Каким-то таинственным чудом деревья не воспламенялись. То ли на них наложена магия, то ли мама постаралась в этом деле или, возможно, кто-то из потусторонних сил участвовал в моих нелепых уроках. В любом случае, костер обходил их стороной.
Иногда мне казалось, что за мной кто-то следит, какая-то темная, скрытая под черным плащом фигура, но еще ни одного раза мне не доводилось встретиться с неизвестностью лицом к лицу. Лишь непонятное, трепетное и в то же время волнительное чувство тревожило мое сердце.
Бабушка на мои рассказы ничего не отвечала, но что-то подсказывало мне, что она все знает, неизвестно только, почему не желает отвечать.
– Я не могу сказать, – лишь говорила она, смотря как-то сочувственно на меня, будто я лишилась руки или ноги. – Мне нельзя.
В конечном итоге я перестала добиваться от нее хоть какой-то правды, и только после этого ответы сами собой приходили ко мне, как ни странно, именно во снах.
Однажды мне приснились небеса или что-то похожее на них. Я гуляла в теплом летнем саду, который отчего-то был белым-белым словно снег. Не было ни зеленой травы, ни яркого желтого солнца, лишь одно белое полотно, да и только. В каждом сне со мной был юноша, тот самый ангел, но почему-то не называющий своего имени. Где-то в глубине души я знала, что это не Джеймс, но его лицо доказывало обратное.
– Что тебя тревожит? – спросила я его как-то раз. – Чего ты хочешь?
– Равноправия, – ответил он будто в пустоту, он был вроде со мной, но в то же время где-то в дали, и это чувство пустоты и одиночества впервые сильно напугало меня.
– С тобой что-то не так, – говорила я вслух. – Ты какой-то другой.
– Я все тот же, Хелен, – возражал он спокойно, заглядывая в мои глаза, будто ища в них какую-то тайну.
– Нет, – уверенно произнесла я. – Ты изменился.
Ангел не соглашался со мной, но в глубине души на сто процентов знал, что я права.
– Твое сердце, – продолжила я, – оно изменилось: стало холодным и черствым.
– Откуда тебе знать? – спросил он с ноткой раздражения.
– Я просто знаю и все, – ответила я, не зная, как объяснить, что когда любишь, ощущаешь всю боль того человека, кому ты отдал свое сердце.
– Знаний недостаточно, чтобы понять каждого, – произнес он, вставая на ноги и уходя прочь. – Знаний недостаточно, чтобы жить.
Я хотела крикнуть его имя вслед, но слова так и остались непроизнесеными, будто кто-то наложил на их произношения запрет.
Тренировки дали нужный результат: я забыла о Джеймсе, по крайней мере, не надеялась на его возвращение.
Совсем скоро наступила зима. В холодное время матушка любила праздновать один замечательный день – Рождество. Именно в эту ночь мы устраивали праздничный бал, где, к сожалению, встречалось совсем немного мужчин, в основном, возрастом от тридцати лет и больше. Разумеется, гости были ведьмами или колдунами, хотя последние больше предпочитают, чтобы их звали магами. Людей мы никогда не приглашали, и, конечно, своих соседей-индейцев тоже. Бабушка говорила, что они не понимают значимость этого дня, утверждала, что для индейцев это просто холодный день зимы, не более того. Спорить было бесполезно.
Единственное, что огорчало маму, так это то, что мой отец не сможет насладиться торжеством. Истинной причины его смерти я не знала, единственное, что я помню, как он умер на маминых руках, непрерывно глядя на меня своими карими добрыми глазами.
Я не сожалела о его утрате так сильно, как мама, возможно, по той причине, что мне было пять лет, когда он умер, и, по правде говоря, я мало что помнила о нем и с каждым годом забывала, как он выглядит все чаще и чаще. Я не знала его привычки и любимую книгу, не знала, как он любил проводить время, не знала, какой он стихией обладал, признаюсь, я совершенно о нем ничего не знала, и это чувство терзало меня все больше и больше.
К счастью, мысли о наступающем празднике давали возможность забыть о проблемах, терзающих мою душу.
– Хелен, поторапливайся, – звала меня мама с прихожей, уже давным-давно приготовившись к празднику. – Гости уже собрались.
– Уже иду, – крикнула я ей в ответ, в последний раз взглянув на свое отражение в зеркале.
Опережая моду, я принарядилась в красное пышное платье в пол с оголенными плечами и узкой талией, которую с легкостью можно было охватить ладонью. Дышать мне было довольно трудно, и даже резкие взмахи веера не помогали, но оно того стоило. Огненная ткань прямо-таки символизировала мою магию огня. Именно этот наряд снился мне каждую ночь, а черная узорчатая маска придавала образу таинственность и загадочность.
Мама же принарядилась в синее шелковое платье, облегающее ее стройную фигуру. Какой век она выбрала, я не знала, но он определенно был далек от нынешнего периода.
Свою темную копну волос она подняла вверх, заколов неизвестной для меня заколкой, в то время как я смело демонстрировала свои длинные темно-каштановые волосы, кудрями спадающие на голые плечи.
Мама одобрительно кивнула на мой наряд, но в следующую секунду состроила гримасу недовольства по поводу моей задержки и неумения собираться вовремя.
Я, молча, зашагала следом за ней, то и дело нервно набирая воздух в легкие.
На улице была очень холодно, мороз различными узорами приукрасил стеклянные окна, а иней покрыл ветки деревьев и засохшую траву дивной снежной накидкой. Такую красоту портить не хотелось, отчего я, потирая ладони, пыталась согреться, не разжигая пламя. Подо мной всюду был лед, если бы я наколдовала тепло, то все бы растаяло в один миг, и я бы пришла во дворец мокрая как морж.
– Поторапливайся, – проговорила мама, быстрым шагом идя по тропинке, несмотря на жуткую гололедицу.
«Как она только не упала?» – удивлялась я, смотря ей в спину.
Сама же мама была предусмотрительной: надела песцовую шубу. Где только она ее взяла? Я же замерла как суслик и в придачу ко всему постоянно падала, больно ударяясь о толстую льдину.
Наконец-то мы подошли к огромному дому, который обычно используется как концертный зал или место для проведения важных мероприятий. С виду дом не представлял ничего особенного: кучка деревянный дощечек, да и только, но внутри все обстояло совершенно по-другому.
Я облечено выдохнула, отчего изо рта появился пар, как у закипевшего чайника.
– Держи себя достойно, – напоследок произнесла мама, прежде чем войти внутрь.
Я раздраженно закатила глаза, стоило маме отвернуться, но в следующую секунду с улыбкой проследовала за ней.
В этом году зал украсили особым образом. Где-то, возможно, с других стран, были привезены огромные люстры, висевшие над головой присутствующих гостей. Всего их насчитывалось две, а посреди зала красовалась зеленая, будто только что вырубленная Рождественская ёлка.
