Наверное, Мясник воображал, что он — сама неотвратимость.
Только вот тупой урод не знал, что у меня есть запасная обойма.
* * *
Наручники здорово ограничивают твою свободу действий. Собственно говоря, для этого они и предназначены.
Я не могла одной рукой удерживать пистолет, а другой — лезть в карман за запасной обоймой. Пришлось положить пистолет на пол и лезть в карман обеими руками, теряя секунды в ситуации, когда от них зависела моя жизнь.
Наверное, финальным штрихом, иллюстрирующим мое невезение, было бы сейчас выяснить, что запасная обойма вывалилась из кармана, когда Мясник валял меня по земле, но тут в кои-то веки фортуна повернулась ко мне лицом, и обойма оказалась на месте. Пока я привычным движением вставляла ее на место и досылала патрон, последние отпущенные Мясником секунды истекли.
Он схватил меня за торчащие из машины ноги и одним рывком выволок на улицу, и я снова приложилась лицом о какую-то очередную железку.
Но пистолет из рук я не выпустила. Что сказал бы про меня инструктор по боевой подготовке из школы выживания Кларка? Я сегодня вечером и так наделала достаточно ошибок, и это было бы уже слишком.
— Тварь! — проревел Мясник.
Он был уверен, что я в его руках, что он все рассчитал, и что сейчас я расплачусь с ним за все, и, возможно, хотел насладиться этой минутой, поэтому не стал бить меня ножом в спину и дал мне перевернуться.
По затылку ведь всего охватившего жертву ужаса не прочитаешь.
Ну я и всадила пулю ему в башку.
А после того, как он упал, еще две, хотя никакого практического смысла в том уже не было.
Просто для удовольствия.
* * *
Я обыскала труп, нашла в кармане ключ от наручников, перемотала ободранные металлом запястья кусками ткани от остатков платья. Сил уже ни на что не было. Я даже не пошла проверять, какой именно набор лежал у него в том здоровенном ящике для инструментов, хотя меня и мучило профессиональное любопытство.
Ключи от машины обнаружились в том же кармане, но у меня не было никакого желания снова лезть в эту кабину и прикасаться к рулю, который он держал своими огромными лапами.
Запал иссяк, энергия кончилась, мне хотелось только одного — чтобы меня оставили в покое. Лечь на землю, поджав колени к подбородку, и лежать так до скончания веков, и чтобы все эти твари от меня отвалили.
И не думать о том, что произошло этим вечером, и тем более о том, что только могло произойти.
Но меня хватило только на то, чтобы сесть на землю, привалившись спиной к колесу «доджа». Левой рукой я поправила повязку на шее. Правая так и не хотела расставаться с пистолетом, в котором оставалось еще достаточное количество патронов.
По крайней мере, никакие невидимые птицы больше не летали у меня над головой и не хлопали своими крыльями. Где-то там, за пределами чертова пустыря, Город жил своей жизнью, но в тот момент мне не было до этого никакого дела.
Рев мотора случился много позже.
Я поднялась на ноги, все еще сжимая пистолет, и увидела, как на пустырь сворачивает какая-то машина. Цвет и марку определить было невозможно, ибо меня слепил свет ее фар.
Учитывая контекст этого вечера, по мою душу мог приехать кто угодно, так что я приготовилась к продолжению банкета, но не доезжая до «доджа» метров десять, машина развернулась боком и потушила дальний свет, и я опознала в ней черный удлиненный «эскалейд».
Наверное, сегодня ребята из ТАКС установили свой личный рекорд.
За один вечер они умудрились опоздать аж на две перестрелки.
Глава 23
Меня разместили в роскошной двухкомнатной палате какой-то очень дорогой частной клиники, расположенной в фешенебельном районе пригорода. За окном палаты был ухоженный сад с плодовыми деревьями, вычурно подстриженными кустами и отсыпанными белым гравием дорожками, по которым изредка прогуливались одетые в дорогие больничные халаты пациенты.
На мне была, наверное, не менее дорогая больничная пижама в восточном стиле, украшенная золотыми драконами и какими-то иероглифами, и я подумала, что когда меня выпишут, я ее, наверное, украду. Потому что она была очень удобная, да и выглядела прикольно.
Дела под пижамой обстояли так себе. Повязка на шее, которую поцарапала пуля Вито Дженовезе, повязки на ободранных об наручники запястьях, тугая повязка поперек тела, потому как несколько ребер все-таки треснули, и одно сломалось, пластырь на бедре, где остался ожог после выстрела, повязки на обеих ступнях, которые я повредила во время пробежки по пустырю, лицо частично распухло, хорошо хоть, нос не сломан и все зубы целы, и на подбородке шов аж в четыре стежка, а я даже не помню, обо что и в какой момент я им приложилась. Без пяти минут египетская мумия, в общем.
Но никакого дискомфорта я не испытывала, что, видимо, объяснялось лошадиной дозой обезболивающего, которую мне вкололи.
Помимо палаты и пижамы, мне выдали еще и лечащего врача, и им, конечно же, оказался молодой красавчик с белозубой улыбкой и игривыми кудряшками. Честно говоря, я бы предпочла какого-нибудь средних лет коротышку с брюшком, намечающейся лысиной, козлиной бородкой и в очках.
Хотя бы для разнообразия.
— Шрам на подбородке останется, — сказал доктор Красавчик во время утреннего посещения. — Позже мы сможем убрать его с помощью пластики.
— Обойдусь, — сказала я.
— Шрамы украшают мужчин, не женщин, мисс Кэррингтон.
Мне хотелось ответить ему что-нибудь вроде: «Отлезь, гнида», но я сдержалась и просто угукнула.
— Впрочем, к этому разговору мы вернемся позже, — сказал он. — Как ваше самочувствие?
— Превосходно, — сказала я. — Когда я смогу поехать домой?
— Не раньше, чем через неделю.
Я покачала головой, и у меня даже не потемнело в глазах. Прогресс налицо.
— Это слишком долго.
— У вас огнестрельное ранение…
— Царапина.
— …множественные ушибы, синяки и гематомы, ссадины и подозрение на заражение крови и сотрясение мозга, — сказал он. — Я не могу отпустить вас в таком виде.
— Сами не можете или ТАКС не велит?
— Мне не поступало никаких инструкций на этот счет.
Вранье.
— Тогда я могу идти?
— Вы еще не готовы выйти за ворота нашей клиники.
— Разве вы не должны руководствоваться в первую очередь желаниями пациента?
— В первую очередь мы должны руководствоваться клятвой Гиппократа.
— Ну так и не вредите, — сказала я.
— Встаньте, — попросил он.
Я встала. Меня качнуло.
