По правде говоря, я думала, и это были очень невеселые мысли. Когда он дойдет до конца этого списка, он может составить себе новый.
Конечно, существовала небольшая вероятность, что после этого он явится за мной, но я бы на такое не поставила. Тут ведь вопрос в целях. Если он просто устранял конкурентов (большая часть которых не перестала таковыми быть только в его голове), то на Кристиане все и должно закончиться. Ну, пока я не познакомлюсь с кем-либо еще.
А вот если он хотел сделать мне больно, то моими бывшими он вряд ли ограничится. Я уже подумывала о том, чтобы от щедрот ТАКС оплатить родителям бессрочный отпуск в Европе, но сомневалась, что папа Джон на такое согласится. Я уже представила, как изумленно взлетают на лоб его брови, и как он крутит пальцем у виска. «Ты что, дочь?» — спросит он. «А на кого же я бизнес оставлю?».
Хотя мама ухватилась бы за такую возможность обеими руками…
— Будем думать об этом, когда оно произойдет, — сказала я. — За ночь были новые смерти?
— Нет, насколько мне известно, — сказала Кларк. — Но я могу своевременно отследить только тех, кто живет в Городе или окрестностях.
— Понимаю, — сказала я. — Ты сам-то сегодня спал?
— С возрастом я понял, что эта привычка не так уж необходима, — сказал Кларк.
— Загонишь себя в могилу раньше времени, Джон.
— Не выросло еще то дерево, из которого сделают мой гроб, — сказал Кларк. — Давай напьемся, когда все это закончится.
— Отличная мысль, — сказала я.
— Будь осторожна, Боб.
— И ты тоже береги себя, Джон.
Закончив с завтраком, кофе и разговорами, я не стана подниматься в свои апартаменты, а сразу пошла к машине. Ведь уже почти девять утра, а со мной не случилось никаких неприятностей. Вдруг они меня где-то ждут, а я опаздываю.
* * *
В палате Реджи никого не было, но это неудивительно. У его многочисленных сестер есть и свои дела, работа, учеба, и эти дела не будут ждать, пока старший брат выйдет из комы. А мать у него и сама болеет, и вряд ли сможет перенести ночное дежурство.
Это я себе все рационально объяснила, но все равно мне было очень печально наблюдать, как он лежит тут один. На меня снова нахлынуло чувство вины, но, черт подери, я тоже не могла здесь дежурить. Я же пыталась поймать Мигеля.
Да и какой в этом смысл, если он все равно без сознания?
На страховку «Ван Хельсинги» явно не скупились — Реджи лежал в роскошной двухкомнатной палате с телевизором, холодильником, собственным туалетом и душем, и вид из окна у него был шикарный, и тем больнее было осознавать, что ничем из этого он все равно не может воспользоваться.
Меня пустили сюда с большим скрипом, мало ли, кто там чьей невестой назвался, и только полицейский значок, подсунутый под нос медсестры, открыл для меня эту дверь. В палате было темно, лицо Реджи казалось еще более худым в зеленоватом мерцании мониторов.
Я уселась на стул и взяла его за руку. Ту самую руку, которой он ласкал меня той нашей единственной ночью. Ту самую руку, которая сжимала так и не убивший Мигеля нож.
Нож, который мы так и не нашли, и, возможно, уже не найдем. Наверное, это оружие много значило для Реджи, но вряд ли оно что-то значило для Мигеля, который мог просто выбросить его в ближайшем переулке.
Если бы не чертов Мигель, сегодня у нас могло бы быть третье свидание. С другой стороны, если бы не чертов Мигель, мы бы с ним могли вообще не познакомиться. Вряд ли Кларк свел бы нас вместе со словами «тебе уже двадцать семь, Боб, надо что-то решать, а у меня на примете есть отличный парень…»
Джон никогда не лез в мою личную жизнь.
В ту самую личную жизнь, которая внезапно стала достоянием общественности и предметом для тщательного изучения моих коллег. И не только их.
Нет, черт побери, Мигеля следовало прикончить только за это. Но судя по тому, что я видела сегодняшней ночью, ТАКС Мигеля ликвидировать не собиралось. По крайней мере, не сразу.
Я не понимала, почему так, и это значило, что мне не хватает информации. Что такого ценного может быть в убийце, если они готовы подставлять под удар своего Цензора, на которого, по их же собственным словам, у них большие планы? Мало, что ли, в нашем мире убийц?
Или их интересует его пуленепробиваемость и кровонепроливаемость? Но делами суперзлодеев должно заниматься другое ведомство, то самое, в главных экспертах которого ходят Мыш и этот летающий парень в дурацком плаще. Или они считают, что в деле Мигеля замешан какой-то сюжет?
Я просидела так минут пятнадцать, а потом, чувствуя себя последним предателем, выпустила ладонь Реджи из своей руки.
— Ты уж прости, друг, — сказала я. — Но злодеи сами себя не поймают.
Наверное, он бы меня понял.
Я надеюсь, что он бы меня понял.
Знаешь, я никогда не верила во все эти девичьи бредни, и мы были знакомы только один день, и провели вместе только одну ночь, но в тот момент я вдруг отчетливо поняла, что мое единственное «долго и счастливо», перебинтованное и опутанное проводами, с кислородной маской на лице, сейчас лежит и тихо умирает в этой темной палате под мерный писк и мерцание мониторов, и другого у меня уже не будет.
Глава 41
Я оставила «гадюк» и служебный телефон ТАКС в машине, а машину — на больничной парковке, вышла из клиники через запасной выход, села в вызванный «убер» и выключила телефон, с которого его вызвала. Водитель-индус высадил меня у ближайшей станции подземки, где спутниковое наблюдение, если оно велось, должно было окончательно потерять меня из вида.
Я надела захваченную в больнице маску (в Городе, районы которого то и дело падают в локдаун, медицинской маской никого не удивишь) совершила несколько бессистемных поездок, пересаживаясь с линии на линию и меняя направления, пока окончательно не убедилась, что «топтуны» за мной не ходят. Или что наружная слежка у ТАКС такого запредельного уровня, что мне ее и вовек не обнаружить.
Потом я еще раз сменила ветку, доехала до конечной станции и вышла из поезда. Народу на платформе было мало, основная часть людей уже успела уехать отсюда на работу. Я отсчитала третью по ходу поезда скамейку, села на нее, и, чувствуя себя полной идиоткой, выполняющей инструкции сумасшедшего бомжа, сунула руку под сиденье. Пальцы практически сразу же нащупали прикрепленный скотчем маркер. Не без труда отлепил скотч, я сунула маркер в карман (маркер оказался красным) и села в следующий поезд, идущий в сторону центра.
Еще одна пересадка, еще двадцать потраченных минут, и я снова на конечной, но уже другой линии. Я прогулялась до самого конца станции.
Это была старая ветка, построенная одной из первых, и внутренний интерьер тут не обновляли уже много лет. Стены, выложенные когда-то белой плиткой, были разрисованы граффити, и в том месте, где из тоннеля выезжал поезд, на них практически живого места не было. Найти свободное место оказалось не так уж легко, но Безумный Император заверил меня, что оно обязательно будет, и я не сдавалась, пока не обнаружила две относительно чистые плитки примерно в полутора метрах над полом.
