— Ладно, допустим, — сказал он. — И кто же твой отец?
Я сказала.
Фил побледнел, уставился в свой блокнот, а его пальцы доломали-таки чертов карандаш.
— Предупреждать надо.
Глава 43
После этого он замолчал секунд на тридцать. Видимо, взял паузу на обдумывание.
Я не стала его торопить и принялась смотреть в окно. Стекло было пыльным, и мир по ту сторону, казалось, где-то растерял все свои краски. Потух. Высох. Выцвел.
Звуки с улицы, кстати, сюда не доносились, несмотря на то, что стеклопакеты выглядели ровесниками динозавров, а рама растрескалась по всему периметру. Наверное, это тоже часть особой криэйторской магии.
— Скажи, что ты пошутила, а? — в его голосе почти присутствовала мольба.
— Не в этот раз.
— Выходит, что ты тоже не из этого мира, — сказал он. — Это ломает все мои схемы.
Вот оно как. А я-то думала, его больше личность моего папочки взволновала.
— Я ничего о своем мире не помню, — сказала я. — Меня оттуда еще во младенчестве забрали.
— Это не имеет значения, — сказал он. — Все предыдущие Цензоры, о которых мне известно, были местными.
— Ну извини, — сказала я. — И много у тебя было схем, которые я поломала?
— Некоторое количество, — сказал он и взял со стола новый карандаш. Покрутил его в пальцах. — Твое детство прошло здесь?
— Да, — сказала я. — Сначала в приюте, потом меня удочерили.
— Тогда откуда тебе известно о твоем настоящем отце?
— Он меня навещает, — сказала я. — Иногда. Время от времени. Не слишком регулярно.
— Он тебя навещает?
— Тут какое-то странное эхо, — сказала я.
— То есть, он может шастать туда-сюда между мирами? По его собственному желанию?
— По крайней мере, выглядит это именно так.
— А твоя мать?
— Она умерла.
— Мне жаль.
— Ничего, я ее даже не знала.
— Черт, — он бросил карандаш и потер переносицу. — Ты не вписываешься.
— История всей моей жизни, — сказала я.
— Нет, серьезно, — сказал он. — У меня была довольно стройная теория, согласно которой Творцы существуют — или приходят — извне, а Цензоры возникают исключительно изнутри, как ответ на беспредел некоторой части сюжетов. Но если ты не местная…
— Придумай другую теорию, — сказала я.
Как по мне, все эти изыскания обладали исключительно умозрительной ценностью, а никакой практической ценности не имели. Какая разница, кто откуда пришел? Главное, что теперь со всем этим делать.
— Легко сказать, придумай.
— Но это же все равно ни на что не влияет, — сказала я. — Какая разница, кто откуда, если итоге все мы вот здесь барахтаемся.
— Нельзя исправить картину, если ты видишь только ее фрагменты, — сказал он. — Нужно глянуть на общий план.
— А ты уверен, что ту картину вообще нужно править? — поинтересовалась я.
— А ты считаешь, что не надо? — спросил он. — Ты считаешь, что ваш мир нормален? Что он не безумен?
— Я никогда не жила в другом мире, так что мне не с чем сравнивать, — мир, вне всякого сомнения, был безумен, но это была не только проблема воплощающихся историй. Люди постоянно творили друг с другом всякую фигню и вне сюжетных рамок.
— А я жил, и мне есть, с чем сравнивать, — сказал Фил. — ТАКС хочет лишить мир сюжетов, или, по крайней мере, взять их под контроль. Сделать мир более предсказуемым.
— И это плохо?
— А ты считаешь, что это хорошо?
Я пожала плечами.
— Но все-таки?
— Я считаю, что это ничего не изменит, — сказала я. — По сути, обычный человек, обыватель, и не заметит никакой разницы. Может быть, немного предсказуемости ему и не помешает. Я имею в виду, вчера мы были империей, сегодня мы демократия, а завтра можем стать какой-нибудь анархией, и если с первыми двумя случаями еще можно как-то смириться, третий может оказаться губителен для малого бизнеса или что-то вроде того. Я не хочу спасать этот мир, тем более, что не вполне понимаю, от чего именно его надо спасать. Я не хочу ввергать его в хаос, потому что тут все и так достаточно непросто.
— Тогда зачем же ты пришла? — недоуменно спросил Фил.
— Я думала, ты сможешь помочь мне найти место в этом мире, — сказала я. Но тут он явно не помощник, он и свое-то не нашел.
— Но ты же не думаешь, что твое место в ТАКС? — спросил он.
— Эти ребята мне не особо нравятся, — сказала я. — Но разве есть выбор?
— А если я скажу, что есть?
— Немного раньше ты говорил, что никакого Сопротивления не существует, — сказала я.
— Если ты слышишь меня, то ты и есть Сопротивление, — ухмыльнулся он. Это явно была какая-то цитата, но я не смогла опознать источник.
— И в чем твой план?
— Мы должны сокрушить ТАКС, — сказал он. — И у нас это получится, если мы будем работать и снаружи и изнутри.
ТАКС было мутной конторой, но, откровенно говоря, у меня не было внутренней потребности его сокрушать. Они мне платили, и платили неплохо, и, вероятно, были самым надежным способом справиться с проблемой Мигеля, которая в тот момент волновала меня больше всего. В идеальном мире, наверное, я бы хотела, чтобы после этого дела, после того, как Мигель будет нейтрализован, они бы просто оставили меня в покое, и наши с ними пути никогда бы больше не пересеклись.
Фил хотел сокрушить ТАКС, потому что считал, что агенты охотятся за такими, как он. Скорее всего, он был прав, и они действительно за ним охотились, но что мне за дело до его проблем? Я — коп, и должна стоять на стороне обычного человека, а он — целый криэйтор и наверняка сам способен о себе позаботиться.
По крайней мере, до сих пор у него это отлично получалось.
— Значит, ты не со мной? — спросил он.
— Это не моя война.
— Когда она станет твоей, меня уже может не оказаться рядом, — сказал он.
Пойми меня правильно. Отправляясь на эту встречу, я хотела всего лишь побольше узнать об организации, в сотрудничества с которой мне довелось вляпаться, может быть, узнать побольше о своих собственных способностях. Но вписываться в борьбу с теневым агентством, а значит, и со всем теневым правительством, у меня не было абсолютно никакого желания. Но все же что-то в словах криэйтора Фила меня задело.
— Почему ты уверен, что станет? Это сюжет? Ты знаешь эту историю?
— Не знаю, — сказал он. — Это был просто выстрел наугад.
