– Больше нет времени, – сказал я. – Валентин и так мечет икру. Побежали одеваться. До свидания Надежда Игоревна!
Валентин действительно нервничал и сразу погнал нас в машину.
– Не могли быстрее? – недовольно сказал он.
– Есть новая песня, – сказал я. – Я давно над ней работал, а закончил несколько дней назад. Мы не успели толком отрепетировать, но можем спеть.
– Сначала выступите с «Качелями», а там будет видно. Николай, давай быстрее.
Шофёр, с которым я не был знаком, доставил нас к дворцу за час с небольшим. Мы вошли в вестибюль, сдали свои вещи, и Валентин повёл в зал. На сцене мальчишки и девчонки на два года младше нас танцевали какой-то украинский танец.
– Идите ближе к сцене, и садитесь на свободные места, – негромко сказал наш провожатый. – Ваш номер объявят.
Мы дошли по проходу до третьего ряда и сели на два крайних места. С полчаса с удовольствием смотрели и слушали других, пока не объявили наш номер.
– Геннадий Ищенко и Людмила Черзарова с песней «Крылатые качели»!
Я взял Люсю за руку, и мы поднялись на сцену и пошли к роялю. Ведущий поднёс один микрофон к севшей за инструмент Люсе, а второй я перенёс сам, стараясь не запутать провода. Он дал мне гитару и отошёл в сторону.
– Не волнуйся! – шепнул я подруге, видя, что у неё начинается мандраж. – Плюй на всё, тогда получится. Начинай первая.
Мы очень хорошо сыграли и спели, и я с удовлетворением заметил, что Люся успокоилась, а бурные аплодисменты, которыми нас наградили сидевшие в зале, доставили ей удовольствие. Ведущий начал нас благодарить, намереваясь согнать со сцены, но я взял свой микрофон и обратился к залу:
– Недавно я закончил работать над песней, посвящённой героям гражданской войны. Мы не успели как следует отрепетировать, но если вы будете снисходительны к исполнению, сейчас её споём.
Ведущий дёрнулся было к нам, но публика начала дружно аплодировать, и он опять отошёл в сторону, словно показывая, что не имеет с нами ничего общего.
– Песня «Погоня», – объявил я и запел вместе с подругой: – Усталость забыта, колышется чад, и снова копыта, как сердце, стучат…
Никогда мы не вкладывали в пение столько души и пели на удивление синхронно. Люди могли подумать, что я соврал насчёт репетиций. Когда закончили, я отдал ведущему гитару и подал Люсе руку. И тут зал взорвался аплодисментами! Нам аплодировали, пока не вернулись и не спели песню ещё раз. Эх, если бы она была по-настоящему моей! Под аплодисменты спустились со сцены и заняли свои места. Ведущий поблагодарил нас за выступление и объявил следующий номер. К его началу шум в зале стих, но на нас продолжали оглядываться. Надо было уйти через боковые двери. Долго сидеть не пришлось: сначала станцевали «Польку», потом девочка лет десяти спела песню о маме, и ведущий объявил об окончании смотра. Мы поднялись и быстро пошли к выходу.
– Как ты думаешь, нас засняли? – спросила Люся, увидев две кинокамеры на треногах.
– Засняли, – ответил я. – Ты уткнулась в рояль, а потом скромно потупила глазки, а я несколько раз посмотрел в зал. Снимали не в первый раз, а когда пели «на бис». Давай отойдём в сторону и дождёмся Валентина, всё равно в гардеробе сейчас очередь.
Мы подошли к окну, где нас и нашёл Валентин.
– Пойдёмте быстрее, – поторопил он. – С вами хотят поговорить. Прекрасная песня и спели вы здорово, но у ведущего чуть не случился инфаркт.
Он привёл нас в большую комнату с четырьмя составленными в ряд столами, за которыми сидели несколько мужчин и одна женщина. Из них я узнал только Тикоцкого. Мы подошли вплотную к столам и поздоровались.
– Спасибо, Евгений Карлович! – сказал я приветливо улыбнувшемуся мне композитору. – Люся, это композитор, который нас сюда вытянул. Он помог мне и с первой песней.
– Ты и без меня её исполнил бы, – сказал Тикоцкий. – Вы, без сомнения, получите за свою песню первое место, а значит, попадёте на Всесоюзный смотр, так что готовьтесь.
– А когда это будет? – спросил я.
– Когда пройдут республиканские смотры, – ответил он. – Пока дата не утверждена. Ориентируйтесь на конец зимы. Геннадий, с тобой хочет поговорить Виктор Сергеевич Попов. Он хормейстер московского Дома пионеров и октябрят.
– Садитесь, ребята! – сказал тот, кого Тикоцкий назвал Поповым. – Возьмите стулья у стены.
Я сходил за стульями для себя и для Люси. Пока ходил, вспомнил, кем станет этот человек. Большой детский хор – это его детище.
– Я руковожу большим детским коллективом, – начал он, когда мы сели. – К сожалению, хороших детских песен очень мало, поэтому я рад, что ты начал их сочинять. У меня будет просьба. Я хотел исполнить «Качели»…
– Виктор Сергеевич! – сказал я. – Извините за то, что перебил. Я не являюсь собственником песен. Конечно, мне хочется спеть их самому или в паре с моей подругой, но буду только рад, если потом их споют другие. К сожалению, могу придумывать только сами мелодии, партитуру не напишу при всем желании.
– Этот недостаток присущ многим молодым авторам, – вступила в разговор женщина. – Я художественный руководитель дворца пионеров. Надеюсь, что вы у нас в гостях не в последний раз. Если потребуется помощь, обращайтесь в любое время.
– Запомните на будущее, молодые люди, – сказал мужчина с брезгливым выражением лица, – что выступать положено в школьной форме.
– Извините, а кем это положено? – ехидно спросил я. – Это ведь самодеятельность, верно? А школьная форма предназначена только для школы. В самодеятельности может принять участие любой. Что вы скажете о сталеваре, если он выйдет на сцену в брезентовой одежде, со шлемом на голове и исполнит арию Фигаро? Я назову его придурком. Так почему этим должны заниматься мы? Для нас выступление – это праздник, а в праздник и одеваются по-праздничному.
Все, кроме этого типа, рассмеялись, а он покраснел как рак и отвёл глаза. Но я успел заметить их выражение. Зря я связался с этим дерьмом, надо было шаркнуть ножкой и сказать, что в следующий раз непременно…
– Зря ты с ним связался! – сказал мне Валентин, когда шли к машине. – Дрянной человек. Работает в министерстве культуры и теперь при случае постарается сделать тебе гадость. Больших возможностей у него нет, но всё равно… Слышал поговорку про дерьмо? Так это как раз про него. Я с вами не поеду. Сейчас Николай подбросит меня домой, а потом отвезёт вас.
До дома Валентина добрались за десять минут, а потом поехали в городок. Шофёр всю дорогу молчал, да и мы не хотели разговаривать о своих делах при постороннем.
– Вы молодцы, – сказал он, когда съехал с шоссе на бетонку. – Здорово выступили.
– А вы смотрели? – спросил я. – Вас ведь Николаем зовут? А как полностью?
– Николай Иванович, – ответил он. – Смотрел, конечно.
– А где Сергей Александрович? – спросил я.
