– Что вы делаете в школе? – спросил он, бегло их просмотрев. – Не хотите поступить в один из наших ВУЗов?
– Школу сдам экстерном осенью, – ответил я, – а насчёт технических институтов… Спасибо, но нет! Одну жизнь я отдал технике, вторую думаю посвятить искусству.
– Жаль, – искренне сказал он. – Спасибо за помощь.
– Вызвать охрану? – предложила Елена.
– Спасибо, не нужно, – отказался Келдыш. – У меня здесь машина и сопровождение.
– Ребята, подумайте, что вам нужно для жизни на ближайшее время, – сказала она, когда уехал академик. – Вряд ли вы взяли на море много лишних вещей.
– Нужно купить два комплекта учебников для девятого и десятого классов, – попросил я, – и не слишком паршивую гитару. Пока есть время, можно заняться подготовкой к сдаче экстерната, а гитарой скрасить вечера. Не люблю убивать время у телевизора.
– Это я могу заказать, а что нужно из одежды и обуви? Возьмём машину, и всё себе подберёте.
– Дают – бери, бьют – беги, – изрёк я известную мудрость. – Если нам предлагают прибарахлиться за счёт государства, то я только «за». Много нам не нужно, но кое-что прикупить не помешает. Люся наверняка выросла из осенних туфель, а здесь в конце августа бывает холодно. Болоньевые плащи можно купить. Сколько на нас выделили средств?
– В пределах двухсот рублей на каждого, – ответила Елена, – но это на весь август, а он только начался.
– Много, – сказал я. – Сюда же не входит питание?
– Нет, это только на покупки.
– Тогда мы сегодня подумаем, что действительно нужно, а на завтра заказывайте машину. Устроим себе праздник.
Глава 24
– Здравствуй, – сказал Суслов, заходя в кабинет Брежнева. – Говорил с ним?
Недавно они обращались друг к другу на вы, но после последних событий Брежнев отбросил формальности, включив Суслова в число друзей.
– Вчера посылал за ними машину, – сказал Леонид Ильич. – То-то у внучки было радости!
– Привязалась к ним?
– Я сам к ним привязался, особенно к Геннадию. С ним весело и интересно, даже не учитывая его знания. Интересная смесь мальчишки и взрослого человека.
– И что он сказал?
– Он считает, что лучше тебя этого не сделает никто. Так и сказал, что в Политбюро Михаил Андреевич – самый принципиальный человек.
– Как же он оценил мою принципиальность, если, по его же словам, меня не знает? – хмыкнул Суслов.
– По отношению к детям. Так и сказал, что о человеке можно судить по его детям. Потом вспомнил о моей Галине и смутился. Я спросил, что он имел в виду, и получил ответ, что ты не помогал пробиваться ни Майе, ни Револию. Они всего в своей жизни добьются сами. Дочери, говорит, мог дать квартиру, достаточно было одного звонка, а вместо этого пустил жить с семьёй к себе. И ещё сказал, что мне это будет трудно сделать. Вы, Леонид Ильич, слишком мягкий человек, особенно по отношению к друзьям. Вы тянете их за собой и не хотите видеть недостатков, а потом отстаиваете, несмотря на всю очевидность прегрешений.
– Неужели у него совсем нет страха? – удивился Суслов.
– Он боится, но старательно это скрывает. Но боится больше тебя, чем меня. Меня он раскусил и знает, что я не трону без веской причины. Он у меня сейчас вроде совести: может говорить всё, что хочет. Лишнего, правда, не говорит. Когда я спросил, были ли обо мне анекдоты, ответил, что были, но не хотел рассказывать. Не было в них, говорит, ничего смешного. Народ раздражали ваш возраст и немощность, их в анекдотах и высмеивали. А над чем здесь смеяться? Здесь плакать надо. Сделаете всё, как надо, и не будет никаких анекдотов.
– Но ты из него хоть один вытянул?
– А как же. О твоих похоронах. На поминках по Суслову выступает его лечащий врач и говорит: «Наш главный враг – склероз – вырвал из рядов строителей коммунизма лучшего сына отечества!» «Наш главный враг – недисциплинированность, – ворчит Брежнев, – мы уже час сидим, а Суслова всё нет».
– Действительно нечему смеяться, – сказал Суслов. – Это не смешно, а страшно. Когда будешь в следующий раз говорить с этим любителем анекдотов, скажи ему, чтобы он меня не боялся. Будет нормально работать, во многом пойдём навстречу. Он мог без всякого риска и ограничений как сыр в масле кататься, а вместо этого, рискуя головой, полез спасать страну. Такое нельзя не оценить. Только уж больно тяжёлую роль он для меня выбрал. Точно назовут Аракчеевым или инквизитором. Он прав в том, что чистка нужна, а как чистить? Ну есть в его списке полторы сотни мерзавцев или тех, кто им станет. Я думаю, что если начнём копать, то всё подтвердится. А как быть с тысячами других, о которых ничего не известно? Нужно создавать аппарат контроля чистоты партийных рядов, а в него подбирать кристально чистых людей. Ты много таких знаешь? Я знаю десятка три, и они на своих местах!
– Он высказал несколько мыслей. Можно составить список мероприятий, призванных навести порядок в управлении в части того, что касается кадров. Но без периодической порки провинившихся не обойтись.
– И пороть придётся мне. Что он придумал?
– Сокращение льгот и привилегий и усиление ответственности за результаты работы. Нужно уменьшить приток в руководящие кадры детей, как он выражается, чиновников, в первую очередь партийных. Протекция в престижные ВУЗы, обучение в них бездарей, уклонение от армии и использование своего положения для того, чтобы выгодно пристроить сынка и обеспечить его быстрый служебный рост.
– Меня убьют, – сказал Суслов. – Если создать службу с такими полномочиями, в неё сразу полезет всякая шваль. Это ведь власть над властью! Мне придётся больше бороться со своими работниками, чем делать дело.
– Наш консультант сказал, что если мы сделаем всё келейно, то так и будет, поэтому борьба за чистоту рядов должна проводиться открыто и нужно отстаивать равенство всех перед законом. Ещё и привёл мне слова Ленина о том, что совершивший преступление коммунист должен отвечать дважды: и как гражданин перед законом, и как член партии перед своими товарищами. А мы в его прошлой жизни убрали эту ответственность с партийного руководства. Только Машеров взялся наводить порядок, за что и поплатился.
– А теперь поплачусь я. Здесь понятно, с чего начинать, а что делать со среднеазиатскими республиками, я пока даже не представляю.
– Давай собирать группу при ЦК. И самих работников ЦК в ней должно быть чуть. Надо набрать людей на периферии. Озадачить тех секретарей обкомов, в которых мы с тобой не сомневаемся. Пусть присылают людей и отвечают за свои рекомендации. Начнём работу с членами Политбюро. Я думаю, что хватит Косыгина, Мазурова, Шелеста и Полянского. И нужно присмотреться к работе Пельше в Комитете партийного контроля. У кого ни спрошу, никто не в курсе, чем они там занимаются, похоже, что ничем.
– Как молодёжь восприняла ограничение в свободе?
