Меня же вся эта игра в демократию волновала сейчас в самую последнюю очередь. Ни один из родителей со мной так и не связался. Хотя нет, от отца пришло странной смс “Буду в четыре”. Как будто на дальнейшие словосочетания у него денег не хватило. И если я правильно поняла, то меня вызволят из плена этих стен в четыре часа. И, надеюсь, передо мной прояснится вся эта странная ситуация.
Состояние мамы меня волновало даже сильнее, чем непонятные личности, дежурящие возле школы. Но после еще нескольких неудачных попыток дозвониться ее телефон отключился. Наверное, разрядился – успокаивала я себя. Приходилось надеяться лишь на то, что если случилось бы что–то серьезное, то персонал больницы связались бы со мной или с отцом. А иначе, зачем Одиночка заполнял кучу бумаг для госпитализации?
Леша. Пора бы уже прекратить называть его Одиночкой, теперь, когда мне известна его история. Это единственный человек, в ком я не вижу изменений ни в той, ни в этой жизни. И в обеих реальностях в его компании я чувствую себя немного увереннее. Хоть наши отношения сложно охарактеризовать каким–то одним словом. Мы дружим? Нет, еще день назад он не переносил меня на дух. Мы враги? Уж точно нет. Мы пара? Хотелось бы верить, что когда–нибудь это будет правдой. Я его поцеловала, он сделал это странное признание “в никуда”. Итак, я провела с человеком весь день и всю ночь (как бы пошло это не звучало, но это была правда), доверила именно ему свой маленький секрет, но, тем не менее, не имею ни малейшего понятия кто мы друг другу.
– Антонова! У тебя руки из задницы что ли растут?! – и сразу же за этим возгласом последовали громкие хлопки.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я сразу же увидела плотное тело Лизы, повиснувшее на веревке, которая еще секунду назад держала огромную арку из шаров. Внизу, в компании завалившейся стремянки, схватившись за голову, Ленок, которая сейчас была просто в бешенстве.
– Господи! Антонова! Три часа подготовок! И все насмарку из–за твоей необъятной задницы, которая даже на стремянке не помещается! – Ленка села на пол, такой поворот событий явно не вписывался в ее понятие идеального мероприятия.
– А я… Не виновата… – Лиза все еще висела на канате, и от таких усилий говорить становилось все тяжелее, – Скажи…спасибо…химичке!
“Сейчас она рухнет” – пронеслось в голове, и я рванулась к стремянке. Остальные лишь противненько хихикали и снимали все происходящее на телефоны, чтобы потом выложить в очередную социальную сеть и собрать “лайков” побольше. А то, что упав с трехметровой высоты, можно сломать ногу, руку или даже шею, никого не волновало. Кое–как я, наконец, установила стремянку прямо под ноги бывшей лучшей подруги
– Лиз, аккуратней спускайся, пожалуйста! А вы! – с самым своим яростным видом я развернулась к зевакам, – Лучше бы помогли! Устроили тут…детский сад!
– Знаешь, мы не просили в помощники эту каракатицу, – фыркнул один из парней старшеклассников, по–моему, его звали Антон, – Зачем в наказание отправлять всех, типа, к нам в помощь?
– Вот–вот! – Ленка достала пакет с новыми шариками, – Мы эту арку с утра вязали!
– Я, пожалуй, пойду отсюда, – Лиза, наконец, спустилась, вид у нее был слегка растеряный.
– Ну уж нет! – Ленка кинула в Лизу пакетом с шариками, – Чтобы меня директриса потом заела за то, что я освобождаю от наказаний? Свалишь, когда все исправишь. У тебя есть тридцать минут, чтобы надуть сто тридцать шаров.
Ребята одобрительно загудели.
– Вы издеваетесь? – я выхватила у бывшей подруги злосчастные шарики, – Зачем вы вообще отправили Лизу под потолок?
– Я не нуждаюсь ни в чьих… – Елизавета попыталась отстранить меня, но не тут–то было.
– Новую арку будем делать все вместе, – я старалась произнести это тоном, не терпящим возражений.
– Вишневская, хорош фигней страдать, – Сережа, увешанный плакатами, был совершенно не в восторге от моего предложения, – Иди речь читай свою.
– Вот именно! С какой стати мы будем эту фигню делать вместе? – Лена сосредоточила злобный взгляд на мне, – Вишневская, ты пока еще не президент…
– А ты тем более, – я хмыкнула.
– Хорош–шо, – Лена поджала губы, – Давайте проголосуем. Кто за то, чтобы помочь косорукой?
– Спешу напомнить, – я обвела всех строгим взглядом, – Что если эта арка лопнет посреди вечера, то кого обвинят, если все это недоразумение свалится ей на голову?
– Фиг с тобой, – высоченный парень из параллельного класса поднял пакет с шарами, – Раньше начнем, раньше закончим. Лично я не собираюсь провести в этом тухляке честно заработанные часы прогулов.
– Кому вообще все это надо, – забубнил рыжий товарищ этого баскетболиста, понуро забравшись на стремянку.
Я тоже решила остаться помочь тем более, что “вдохновения” учить чертову речь у меня не было абсолютно. Очень хотелось послать все к чертовой бабушке и скорее распрощаться с этим местом. Но нет, на пути к цели было, как всегда, куча препятствий
Я просто перетерплю. Все рано или поздно заканчивается, и плохое, и, к сожалению, хорошее. Надо просто ждать. Тем более, что ожидать на этот раз мне не придется в компании самой себя.
И все же, если я стану президентом, нужно будет что–то сказать. Может, спасибо? Или, как в фильмах нужно будет распинаться о справедливости и долге. Хотя, судя по бредовости моей “программы”, мне следует прямо на торжестве объявить еще одно глупое голосование за отмену школьной формы. Кажется, так бы поступила настоящая Ева.
– Кому и что ты пытаешься доказать? – от неожиданности вопроса шарик, который я пыталась надуть, с протяжным звуком вырвался из моих рук.
Лиза, стоящая передо мной, сурово свела брови на переносице, а ее поджатые губы и без слов говорили, что она несовершенно не довольна происходящим.
– Никому и ничего я не собираюсь доказывать, – я потянулась за новым шаром, – Я высокомерная и лживая, ты сама сказала, что такие как я не меняются.
– Не меняются, – Лиза кивнула, – Ты просто затеяла какую–то дурацкую игру…
– Ничего я не затеяла, – мне совершенно не хотелось с ней ругаться, да и вообще больно было смотреть на самого близкого когда–то человека, – Считай, что все это – временное помутнение рассудка.
– Думаешь, таким поведением ты заработаешь дополнительные голоса?
– Да плевать я хотела на эти чертовы выборы, – в который раз из меня вырвались эти постоянно вертящиеся на языке слова, – Все это – игра, не больше. У меня мама сейчас в роддоме в тяжелом состоянии, отцу, как всегда, на все наплевать кроме его денег и репутации. Да и меня чуть не прибили из–за этой самой отцовской репутации. Вот это жизненно и это важно. А все происходящее здесь, – я обвела спортзал рукой, – фальш и декорации “взрослой” жизни.
Я замолчала. И зачем мой язык выдал все мои переживания? По старой памяти для старой подруги?
