Цепочки русских офицеров и особо доверенных туземных командиров, выстроившихся так, чтобы их видели в лагере, начали подражать Белому Генералу, как обговорили заранее. Войска подхватили эту странную молитву… и вот уже они бормочут в трансе, каждый на своём языке…
О, я вижу отца своего.
о, я вижу мать свою.
О, я вижу своих братьев и сестер.
О, я вижу весь род свой
Вплоть до самого начала.
Они зовут меня
Занять мое место среди них
В залах Вальхаллы, месте,
Где сильные духом будут жить вечно.
Для одних Вальхалла превращалась в Ирий
[331], для других в Джаннат
[332], но суть оставалась единой, общей для всех. Несколько минут войска скандировали молитву, вводя себя в транс. Громче, громче… и вот уже на приступ ринулись не боящиеся смерти воины.
Кабул взяли в считанные часы, с поразительной лёгкостью. Ещё более поразительней то, что разрушений, насилия и грабежей почти нет. Белый Император сказал войскам о милосердии к побеждённым, и его послушали. Истинное чудо!
Неделю спустя, отдохнув и пополнив припасы, войска Тартарии двинулись в Индию, существенно увеличившись за счёт жителей Кабула, уверовавших в нового Вождя. Да и как не уверовать, если сам Шир-Али, эмир Афганистана, принёс ему присягу!
Индийский Поход Скобелева, безумный и невозможный, приобретал пугающий размах.
Глава 48
Услышав о пополнении, Фокадан взвыл в голос. Корпус его только начал приобретать черты нормального воинского соединения, и тут на тебе! Черкесы.
– Почему ко мне?! – змеёй шипел попаданец на Черняева, – Мало мне еврейских рот с польскими, русскими да немецкими батальонами, которые друг друга терпеть не могут, так ещё и черкесов? Только-только на воинскую часть корпус стал походить и На тебе, Боже, что нам негоже?
– Кому ещё?! – Перешёл в наступление фельдмаршал, попятившийся было от напора попаданца – благо, в комнате штаба они находились вдвоём, – кому? В русских частях они служить не хотят, после Кавказских событий-то.
– Они на русской службе! – Рявкнул Фокадан, – так пусть и служат под командованием русского фельдмаршала!
– Ну… – Михаил Григорьевич потёр смущённо крупный нос нос, – я как бы уже и не совсем русский.
– Твою же… – только и смог сказать Алекс, у которого от таких новостей аж ноги подкосились, – что, решил всё-таки корону примерить сейчас, а не после победы?
Черняев несколько неловко пожал плечами…
– Союзники настояли, да и наши дипломаты поддержали. Будучи в статусе независимого монарха и одновременно фельдмаршалом, состоящим на русской службе, смогу многое провернуть. Сейчас пока заявлю о себе как о князе и герцоге, правителе вассальных России земель.
– Вроде Княжества Финляндского в былые времена?
– По бумагам, – кивнул полководец, усевшись наконец, – так-то хитрее будет. Начну оформляться, а там ход конём и земли немецкие по-прежнему в России, а я – король Югославии. Ну и… может ещё чего откушу.
– Дипломатия, – протянул Алекс, – уверен, что всё выйдет так, как задумано?
– Нет, только вот деваться некуда, – с тоской сказал фельдмаршал, – сам же знаешь, что дипломаты порой могут больше полководцев, а они в один голос твердят, что Открываются уникальные перспективы. Да и Наполеон ещё… чем ему по голове стукнуло, не знаю. Втемяшилось императору, что если он мне, французу по матери, поможет залезть на трон, то я вроде как из благодарности и чувства национального самосознания стану вассалом Франции.
– Хм… а станёшь?
– Повиляю, – честно ответил Михаил Григорьевич, – Сам понимаешь – международное признание, кредиты… никуда не денусь. Лет десять, а то и двадцать вилять хвостиком придётся.
– За такое время и привыкнуть можно, – едко подколол попаданец друга, прекратив разглядывать украшающие кабинет подарки балканских славян.
– Не без этого, – скривился тот, – опутают договорами и кредитами – глядишь, да и не выпутаюсь.
– А если так и пойдёт?
Черняев улыбнулся неожиданно ехидно…
– А вот хрена! – Для наглядности полководец скрутил зачем-то фигу, ткнув её куда-то в сторону, – если я стану корольком формальным, удержав за собой только те земли, на которых стоят сейчас русские войска, то при чём тут тогда Франция? Всегда можно будет ткнуть в соответствующий пункт договора, согласно которому они должны помочь мне захватить европейские владения Турции. Да и кредит на строительство производственных мощностей на таком огрызке можно не только у Наполеона взять. У той же Конфедерации мелочь найдётся.
– А ну как помогут в полном объёме?
– Тогда ещё проще, средства пойдут за счёт вытеснения мусульманского населения, – неожиданно жёстко ответил фельдмаршал.
– Мятежей не боишься? – Только и смог спросить попаданец, увидев решительность Михаила Григорьевича.
– Сила давления будет пропорциональна наличию силы для давления, – нехорошо улыбнулся Черняев.
– Мда… понятно теперь, почему ты их под своим командованием видеть не хочешь. Боишься, земли будут просить под переселение?
– Не без этого. Черкесы, конечно, воины отменные, да и на Балканах обстановка для них вполне привычная. Вот только верность… даже если крестятся поголовно, то не начнут ли они так же привычно соседей грабить? А что старшими в регионе утвердиться захотят, да со своими родоплеменными отношениями везде лезть будут, это к гадалке не ходи.
Фокадан нехотя кивнул, признавая правоту другу. Черкесы, как и кавказские народы вообще, имели огромное количество достоинств и ничуть не меньшее количество недостатков.
Насколько попаданец знал прежнюю историю, к концу девятнадцатого века на Кавказе установилось пусть хрупкое, но равновесие с участием Российской Империи. Несколько десятков лет понадобилось, чтобы кавказские народы приняли нового игрока, а российские чиновники научились понимать хоть немного новых подданных. Долгим вышло взаимопроникновение цивилизаций и как показал опыт – хрупким.
Балканы же напоминают пороховую бочку, ситуация как бы не сложней, чем на Кавказе. Если же Черняев отвоюет европейскую часть Турции, усложнится всё до предела. Притащив сюда целый народ… пусть даже часть, будущее величество гарантированно получит немалое количество недоброжелателей из числа местных. Чужаки, претендующие на землю и привилегированное положение, симпатий королю не прибавят.
Это не почти родные русские переселенцы и немецкие колонисты. Первые понятны и привычны, да и обычаи вполне сопоставимы с местными – с поправкой на кровную месть, вроде бы притихшую у русских. Немцы, живущие замкнутыми колониями, так же не пугают – по крайней мере, эти не будут навязывать всем и всюду своё старшинство.
