Глава 7
Набор сотрудников в консульство оказался куда более сложной задачей, чем это виделось на расстоянии. Ирландская община Москвы оказалась невелика и крайне разрозненна. Большая часть ирландцев давным-давно обрусела, вплоть до принятия православия и утраты как родного языка, так и национальной идентичности. Несколько врачей и инженеров погоды не делали.
Ожидать помощи от граждан Конфедерации, осевших в Москве, так же не стоило. Так уж вышло, что почти все они являлись креатурами
[55] предыдущего консула, вылетевшего с отставку без пенсиона. Подробности Фокадан не знал, но тот факт, что мистер Брисбен уехал после отставки в Великобританию, говорил о многом.
Былые сотрудники консульства и дружественные им представители деловых кругов КША доверия не вызывали ни малейшего. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты
[56]. Персонал консульства с ноля, деловые связи перетряхивать…
Собственно, потому-то Борегар так легко доверил пост консула человеку без малейшего дипломатического опыта. Связи Фокадана, его многогранность и признанное умение создавать организации, сыграли свою роль. Однако самому попаданцу легче от этого не становилось.
Слишком много желающих стать сотрудником консульства и слишком много неадекватов среди этой пёстрой публики. Добрая половина претендентов на место, прошедшая предварительный отсев у Келли, попав к Фокадану, начинала вести себя странным образом.
– Здравствуйте, товарищ Фокадан, – очередной претендент на место клерка, косматый и бородатый по моде
[57] этого времени, уселся в кресло, небрежно положив ногу на ногу.
– Здравствуйте, – вежливо ответил Алекс, наливаясь неприязнью к хаму
[58], – рассказывайте о себе всё, что считаете должным. Всё, что выгодно выделит вас из числа других претендентов на место.
– Я народник, – веско сказала косматая личность и выпрямился в кресле, будто ожидая аплодисментов.
– Вон, – коротко ответил консул.
– Как же… – забормотал тот, – ведь сам Фёдор Ильич… рекомендовал…
Фокадан нажал кнопку звонка и в помещение ворвался Конан. Состроив самую зверскую физиономию, он скомкал сукно на груди товарища, вырвав того из кресла. Народник вякнул что-то невнятное, но могучий ирландец другой рукой ухватил ремень на штанах незадачливого посетителя и протаранил его головой дверь. Несколько секунд спустя косматая личность вылетела из дверей консульства, приземлившись едва ли не на середине улицы.
– Никого не пускать, – Брань кивнул понятливо, заняв позицию за дверью и демонстративно откинув полу сюртука, показывая кобуру с револьвером и устрашающих габаритов нож. Алекс же, достав фляжку с алкоголем, пригубил слегка, успокаивая нервы. Седьмой революционер за сегодня и до обеда ещё далеко!
Пройдя отсев, такие народники тут же начинают ждать особого к себе отношения… почему?! Ясно же дал понять, что не примет таких вот… товарищей. Последний даже представиться не соизволил, что вовсе уж ни в какие ворота. Провокация? Да похоже на то, очень даже похоже.
Полиция или жандармерия, пустив нужные слухи через агентуру, одновременно ввела в работу местных сумасшедших. Таких по Москве немало, их привечают и подкармливают, как заведено у православных. Болезненные амбиции, желание пострадать за правое дело, и вот готов очередной товарищ. Непременные заросли волос, широкополая шляпа, пончо и таинственное сверкание глазами из-под очков, вкупе с туманными разговорами о народном счастье.
Дальше разговоров и неумелых провокаций властей дело обычно не заходит. Хотя время от времени очередной товарищ отправляется на поселение и вовсе уж редко – на каторгу. Страдальцы за народное счастье редко отправляются на каторгу или в ссылку. В путь по сибирскому тракту уходят по большей части окружающие из тех, кто делает реальное дело.
Сами же страдальцы продолжают сверкать очами, шуметь и всячески портить любое дело искренним энтузиазмом идиотов. Как узнавал попаданец, некоторые борются по двадцать-тридцать лет, топя товарищей. И ничего, прокатывает… менталитет русской интеллигенции таков, что прекраснодушным идиотам прощают заведомо провокационные поступки, продолжая общаться.
– Юроды, – добродушно прогудел под окном дворник, гоняя желающих подать какие-то бумаги в окно первого этажа, где Фокадан принимал потенциальных работников, – кыш отседова.
– Действительно юродивые, – пробурчал попаданец, – с поправкой на просвещённый девятнадцатый век. Купчихи богомольцев привечают, а кто с претензией на образованность – радетелей за народной счастье. Видимость разная, суть одна.
Хмыкнув, консул потянулся за коробочкой с сигарами, но остановился. Курить не хочется, а сунуть в рот соску просто ради того, чтобы нервы успокоить… так Степан успокоил, сам того не зная.
– Красиво получилось, – подытожил жандармскую операцию, – как ни крути, а они в выигрыше. Возьму кого из этих клоунов, так замараюсь не только перед властями, но и перед дельцами. Дескать, если не умею персонал нанять, то о каком сотрудничестве речь может идти? Не найму, так очернят… постараются очернить как предателя революционных интересов. Положим, это у них не выйдет, но сложностей не избежать.
Идти на поклон к кому бы то ни было не хотелось, так что пришлось затратить три дня на приём потенциальных работников. В итоге отобрал троих, навыки которых на первый взгляд соответствовали его требованиям.
Степанцев Феоктист Артемьевич, двадцативосьмилетний коротышка из разночинцев
[59], прекрасно знал английский, бывал в Англии и Северной Америке, понимал делопроизводство. Сущая находка, если бы не некая отстранённость от мира и религиозные поиски.
Пчелинцев Семён Витальевич, двадцатидвухлетний выходец из мещан, копивший средства на дальнейшее обучение. Рослый, очень привлекательный парень, окончание университета и получение почётного личного гражданства
[60], связывал с последующей удачной женитьбой на купеческой дочке с хорошим приданым. Не бог весть какая мечта, но попаданец не осуждал парня. Старший в семье, Семён тянет аж восьмерых младших братьев и сестёр при отсутствии отца. Потому и планы столь приземлённые – вылезти из нищеты самому и вытащить родных, о большем даже и не мечтается.
