– Нанимаются? – Поинтересовался Келли, махнув рукой в сторону огромного навеса, под котором переминались немногочисленные крестьяне, явно чувствующие себя неудобно в такой обстановке.
– Нанимаются, – подтвердил старовер, – с утра обычно разбирают, но иногда и так вот. День неудачный, или может – только-только с поезда сошли.
– Хватит пока, – подытожил задумчивый Фокадан, – местечко скверное, надо подумать.
* * *
Эпопея с приютом растянулась почти на месяц. Чудовищно долгий срок для человека, привыкшего к действительности САСШ и КША, но фантастически короткий для реалий Российской Империи. Попаданец и сам понимал, что не будь за его спиной незримой поддержки Александра Второго, да доброжелательно настроенного генерал-губернатора Москвы, дело так и не сдвинулось бы с места.
Дом купили не на Хитровке, но рядышком – дёшево по московским меркам. Вдовая купчиха рада и таким покупателям, ходя с просветлённым лицом.
– Пока мой жив был, так и ничего, – рассказывала она, командуя собиравшими вещи служанками, – страшно с такими соседями, но жили как-то. А как помер Степан Кузьмич, так и всё – каждый день гадость какая. То в ворота вломиться пытаются, то дохлых кошек через забор кидают.
Женщина смутилась, поняв, что наговорила лишнего, но консул успокоил:
– Знаем уже, не переживайте. Вас выселить хотели, чтоб по дешёвке дом купить, под ночлежку. А теперь дети здесь жить будут.
– Охти… никак приют сиротский? – Пожилая купчиха аж глаза приоткрыла, – ну и славно! Нам деток Господь не дал, так хоть после нас детские ножки здесь бегать будут!
* * *
При всё старании Фокадана, получался в лучшем случае аналог ФЗУ
[144] с поправкой на время, а не идиллическая детская коммуна, видевшаяся ему.
Провалилась и попытка сделать упор на слесарно-механическое обучение, пришлось нанимать и мастеров-сапожников, шорников, портных, плотников, маляров и прочих. Главными условиями поставил трезвость будущих учителей и отсутствие привычек к рукоприкладству.
Розги или кручение ух, понятное дело, не отменялись, но всё не сапожной колодкой по голове! Потянулись наниматься трезвые мастера, хотя в большинстве своём им подошло бы понятие кодированные. В качестве бабки или врача выступала обычно сурово выглядящая супруга.
При собеседовании старались нанимать наиболее суровых тётенек на должности кастелянш, поварих и прочих. Если уж она в патриархальной России способна мужа узлом связать, то беспризорники никуда не денутся.
К середине июня приют уже функционировал, хотя штат педагогов и мастеров ещё неполон. Дети приходили сами, поначалу робко. Но видя, что здесь нормально кормят, не бьют почём зря и действительно учат, оставались и приводили приятелей.
Глава 18
Кавказскую проблему Александр решил прямо-таки с иезуитским коварством. Убедившись в категорическом нежелании русских крестьян переселяться в горы, император сделал ставку на южные народы. Армяне, греки, балканские славяне и крещёные черкесы начали заселять Северный Кавказ.
Выселяемые горцы-мусульмане попытались воззвать к совести новых переселенцев, но император дал новым владельцам земли слишком много привилегий и совесть не обнаружилась. Отсутствие налогов на двадцать пять лет, отсутствие рекрутского набора, самоуправление в очень широких рамках. По сути, южанам-христианам дали права, немногим уступающие казачьим. Если же учесть отсутствие воинской повинности, то привилегий у новой волны переселенцев выходило как бы не побольше.
Казаки взвыли и Александр заткнул им рот, приписав огромные земли Терскому казачьему войску. Самодержец будто задался целью показать крестьянам – чего они лишились, не желая обживать Кавказ.
Отчасти это помогла, крестьяне успокоились, увидев, что ненавистный Кавказ обойдётся без них. Хотя нашлись и добровольцы, всё больше из числа сектантов, вроде субботников
[145]. Представители этой секты обживали Кавказ с тысяча восемьсот двадцать шестого года, так что российские единоверцы переселялись не на пустое место.
Кавказ всегда считался непростым местом, где сошлись интересы десятков народов и сотен племён. Худо или бедно (чаще худо) проблемы эти решались. С появлением русской военной администрации появилась и новая сила, нарушившая равновесие. За несколько десятилетий сила эта стала привычной, и вновь воцарилось пусть шаткое, но равновесие.
С приходом земельных спекулянтов из Петербурга, главными среди которых Великие Князья, христианская аристократия всего Кавказа и отчасти мусульманская Закавказья
[146], равновесие полетело ко всем чертям. Попаданец подозревал, что с уходом горцев-мусульман проблема Северного Кавказа не исчезнет.
Греки, армяне и балканские славяне могли бы ужиться как с немногочисленными оставшимися лояльными мусульманами, так и друг с другом. Могли бы… но земельные спекулянты, проворачивающие афёры с землёй, в том числе уже обещанной, а то и заселённой, накручивали клубок проблем, который со временем обещал стать ничуть не менее интересным, чем прежде. Стравят народы, непременно стравят. Это император заинтересован в спокойном Кавказе, а вот партия войны, куда входили не только военные, но и военные подрядчики с земельными спекулянтами и отчасти кавказской аристократией, заинтересованы в длительном тлеющем конфликте.
Повышение в чинах, обкатка армии, поставки военного снаряжения… причины у каждого свои. Учитывая, что самодержец весьма однобоко понимал политику Сильной Руки, шансы у партии войны хорошие.
В Сибирь и Новороссию русские переселялись куда более охотно. Проблем хватало, но в общем и в целом решаемых. Эти направления курировались другими людьми, отсюда и иной подход к делу.
Сибирь крепко держали русские купцы и промышленники, кровно заинтересованные в новых работниках. Людей на Севере так мало, что не хватает работников на уже разведанные золотые прииски! Некому!
Помимо приисков, нужны и крестьяне (кормить шахтёров кто будет?!), рабочие для возводящихся заводов, ремесленники, чиновники. С людьми настолько плохо, что в чиновники брали даже заведомо неблагонадёжных ссыльных поляков, пока Александр не прикрыл эту практику.
Фокадан подозревал, что прикрыта она только на словах. По крайней мере, знакомые купцы и промышленники как о чём-то обыденном рассказывали о беглых каторжниках, невозбранно живущих в городах.
