— Усадьба — наша добыча! Всё остальное я отдаю вам! — крикнул я, глядя в искажённые бешенством лица.
Негры вкусили крови, и я буквально кожей ощущал висящую над нами опасность.
— Инглез! Колдун! Англичанин! — завопил один из ниггеров, рухнул на колени и закричал что-то уже на своём языке.
Я увидел Себадуку и ещё несколько знакомых лиц. Ниггеры спорили, кто-то кричал, что нас надо убить, кто-то наоборот, радовался моему возвращению. Тут было много новых рабов, купленных взамен убежавших и убитых, и меня они не знали, но, видимо, слухи о белом колдуне, который лечил обречённых на смерть, по плантации всё-таки ходили.
— Я повторяю вам в последний раз! — прокричал я. — Усадьба — нам! Остальное — вам! Вскрывайте амбары, берите еду! Уходите в горы, там безопасно!
Опасность, похоже, миновала. Во всяком случае, уже никто не требовал нашей смерти. Я обвёл взглядом площадь перед крыльцом. Чёрные лица смотрели на меня так, будто я приказал им высадиться на Луне. Я указал рукой на амбар.
— Выносите оттуда всё! Теперь это всё ваше! — произнёс я и продолжил чуть тише, так, чтобы слышали только свои. — Муванга, Обонга, караульте на крыльце. Остальные — за мной.
Мы прошли в прихожую, закрыли за собой дверь и наконец смогли спокойно выдохнуть.
— Фух... Матерь Божья... Я думал нас тоже порвут... — тихо произнёс Шон.
— Это ужасно, — добавил Рябой.
— Все целы? — спросил я, оглядывая соратников.
Все осмотрелись, и руку, измазанную в крови, поднял только сидящий Жорж, который уже наблевал рядом с собой лужу. Очевидное сотрясение.
— В чулане бабы, — сказал я. — Баб не трогать. Понятно?
Рябой удивлённо посмотрел на меня и попытался что-то возразить.
— Понятно? — переспросил я. — Это всё потом. Первым делом добыча.
— Так точно, — по-армейски ответил Шон, но я всё равно слышал в его голосе толику разочарования.
Буканьеры принялись первым делом шарить по ящикам и комодам, разыскивая, чем можно тут поживиться. А поживиться было чем, здесь была и одежда, и посуда, и оружие, и еда, и спиртное, и всё, что душе угодно. В том числе деньги и драгоценности.
Я же, в свою очередь, пошёл разыскивать комнату, из которой стрелял Блез. Что-то мне подсказывало, что среди его вещей обязательно найдётся что-нибудь интересное. На всякий случай я достал пистолет, прикинул примерное расположение той комнаты и пошёл прямо к ней.
Дверь я распахнул ударом ноги. В комнате царил полумрак, только из распахнутого окна багровое зарево заливало комнату мерцающим светом. Труп управляющего висел, перегнувшись через подоконник, и я прошёл прямо к нему.
Сбоку раздался щелчок взводимой пружины, а вслед за ним послышался слабый голос Бернара Лансаны.
— Будь ты проклят, Англичанин.
Глава 37
Я стремительно обернулся, вскидывая пистолет. Мулат, смертельно бледный, лежал на кровати в углу комнаты, целясь в меня из пистоля левой рукой. Правая рука оканчивалась забинтованной культёй чуть выше локтя. Лансана похудел и осунулся, но глаза его светились злым торжеством.
— Мне нечего терять, — сказал он. — Так хоть тебя заберу с собой.
По спине пробежал неприятный холодок, будто смерть коснулась меня своим крылом, выжидая, кого из нас забрать. Я целился в него, он целился в меня. Промахнуться на таком расстоянии почти нереально. Одна проблема. Мне нужно взвести курок, а он просто так мне этого не позволит.
— В аду приготовлено место для нас обоих, — сказал я. — Даже если ты меня убьёшь, то не проживёшь дольше десяти минут.
Лансана хмыкнул.
— Ты хочешь жить, Бернар, — произнёс я. — Иначе не добрался бы сюда через джунгли.
Слова достигли цели, я увидел, как по его лицу пробежала тень. Жить он хотел.
— Вы всё равно меня не отпустите, — сдавленно произнёс он.
Пистолет в его руке дрожал, ему было трудно удерживать его на весу.
— Опусти оружие, Бернар, — сказал я. — Я не стану стрелять. Даю слово.
Его рука снова дрогнула. Я видел, как в нём борются жажда жизни, недоверие и ненависть. На лбу мулата выступила испарина, он беспрестанно облизывал пересохшие губы и быстро моргал, пытаясь удерживать меня на мушке.
— Поклянись, — потребовал он.
— Клянусь, — легко произнёс я.
Он уронил пистолет на покрывало. Я подошёл к нему лёгким скользящим шагом и вырвал пистолет из ослабшей руки. Бернар Лансана смотрел на меня со страхом и мольбой в глазах.
— Дай мне воды, — просипел он.
Я убрал оба пистолета за пояс и молча подвинул к нему кувшин, стоящий на прикроватной тумбочке. Лансана неловко поднял его и припал к воде, жадно глотая её, будто не мог напиться, и проливая всё на себя и покрывало.
— Спасибо, — выдавил он, возвращая мне кувшин.
Я кивнул и вытащил нож из-за пояса. В глазах мулата снова появился ужас, и он попытался закрыться от меня здоровой рукой.
— Ты поклялся! Поклялся! — взвизгнул он, сжимаясь на кровати в хнычущий комок, сбивая простыни и дёргаясь всем телом в нелепых попытках сопротивляться.
— Я же сказал. Я не стану стрелять, — холодно произнёс я.
— Ты что, убьёшь калеку? Бог накажет тебя! Ты попадёшь в ад! — заверещал надсмотрщик.
Я усмехнулся и ткнул ножом в грудь мулата, а затем ещё и ещё.
— Я там уже бывал, — произнёс я, вспоминая всё, что пережил в этом ужасном месте.
Спустя какое-то время я вышел из комнаты и увидел Эмильена, который тащил с кухни окорок и бутылку вина.
— Андре! Что случилось? — встрепенулся он. — Ты весь в крови!
Жестом я потребовал у него бутылку и немедленно выпил.
— Это не моя, — ответил я. — У вас всё в порядке?
— Да. Жорж по-прежнему блюёт, а так всё в порядке, — сказал Эмильен.
Я кивнул и вышел в прихожую, куда буканьеры теперь стаскивали добычу, которую складывали горкой под присмотр бледного после сотрясения Жоржа. Среди добычи я заметил коробку сигар, достал одну и закурил прямо в доме. С непривычки дым обжёг мне горло, я чуть закашлялся, но потом всё стало хорошо и спокойно. Я вышел на крыльцо, у которого караулили негры.
Обонга сидел на ступеньках, Муванга стоял, сжимая мушкет.
— Как дела? — спросил я.
— Хорошо, масса, — ответил Муванга. — Радость.
Я кивнул, пыхнув табачным дымом. Сам же я ощущал пустоту, отстранённо глядя на полыхающую казарму. Пожалуй, нам повезло, что огонь не перекинулся на усадьбу. Всё воспринималось как-то равнодушно, казалось таким далёким и незначительным. Я докурил сигару, неторопливо прошёл к бочке с водой, умылся, удивляясь, сколько крови на моём лице и руках. Рубаха промокла от крови насквозь, и я без сожаления её выбросил.
