— Куда? На Испаньолу? — покосился он на меня.
— В Новый Свет, — пояснил я.
— Родился я тут, — пожал плечами Рябой. — На Мартинике. А что?
— Да нет, ничего, — хмыкнул я, тут же теряя всякий интерес.
Даже пустой трёп не помог мне отвлечься.
— Эмильен! — обернулся я. — Ты там как?
— Пойдёт, — слабо отозвался буканьер. — Жить буду.
— Ага, давай-давай, — сказал я, снова поворачиваясь к лошадиной заднице, вокруг которой летали москиты.
Я побарабанил пальцами по твёрдой поверхности телеги. Мы ехали уже слишком долго, но побережья так и не было видно, и это меня начинало тревожить. Вокруг были только пастбища, перемежающиеся с джунглями, тёмные горы на горизонте, своей громадой нависающие над ним, и узкая дорога, ведущая нас неизвестно куда.
— Жак, ты уверен, что мы правильно едем? — спросил я.
— Уже нет, — хмуро произнёс он. — Ощущение, будто мы куда-то вглубь острова идём.
— У меня тоже, — сказал я.
— Неохота назад поворачивать, — сказал он. — Может, тут какой поворот будет ещё...
— А если не будет, что делать тогда будем?, — хмыкнул я. — Придётся поворачивать, похоже.
Были бы мы пешком, просто повернули бы на север, снова продираясь через джунгли, а потом бы просто пошли вдоль берега в поисках нужной бухты, которых здесь было довольно много. Удобных пляжей в будущей Доминикане было навалом. И даже таких, в которых можно спрятать корабль от любопытных глаз. Но мы ехали на этих проклятых повозках, которые даже по дороге-то нормально проехать не могли. Соваться на этих повозках на целину было бы полнейшим безумием. Они бы и порожняком не прошли, что уж говорить про нагруженные доверху.
Разделяться и высылать кого-то на разведку тоже не хотелось. Слишком опасно, лучше держаться всем вместе, на случай, если нас найдут, догонят, и нам придётся вступать в бой. Значит, придётся поворачивать назад. Другого выбора не оставалось.
— Тпру! Стоять, кому говорю! — прикрикнул Рябой.
Лошадь остановилась, беспокойно мотая гривой.
— Что у вас опять? — послышалось сзади.
— Давай, назад поворачиваем! — отозвался Жак.
В ответ послышался разочарованный стон. Мы спрыгнули с повозок, чтобы проще было развернуться, благо тут можно было немного сойти с дороги на пастбище.
— Чё, не туда повернули всё-таки? — хмыкнул Шон.
— Вроде того, — ответил я.
— Да вы чего, в самом деле, — скривился он.
— Серьёзно? — протянул Робер. — Жак, а ты куда смотрел, ети его мать!
— Заткнись, — сердито буркнул Рябой, нахлёстывая кобылу вожжами.
Один только Феб выглядел довольным, вилял хвостом и бегал вдоль всех повозок, высунув длинный язык. Все остальные хмуро посматривали на нас с Жаком, будто мы специально завели всех на неверный путь.
И мы покатили назад, на этот раз поднимаясь в горку. Я даже спрыгнул с повозки, чтобы лошади было попроще затаскивать телегу наверх, и шёл рядом, коснувшись борта телеги рукой. Оба негра сделали то же самое.
Подниматься по склону, возвращаясь назад, оказалось ещё унылее и тоскливее. А больше всего меня раздражало зря потраченное время, которое нам никак нельзя было терять. Чем дольше мы шатаемся здесь, на территории испанцев, тем больше шансов с ними повстречаться. И вряд ли ещё одна встреча с ними окажется приятной.
Глава 43
Мы понуро плелись назад. Я так и шёл рядом с телегой, глядя на массивные деревянные колёса, и мне пришла в голову неплохая идея. Раз уж мы свернули на неверный путь, то и возможных преследователей можно запутать, пустить по ложному следу. Надо только замести настоящие следы.
Я отошёл в придорожные кусты и срубил там ветку акации, достаточно большую и разлапистую, чтобы хоть немного послужить нам метлой, а после того, как мы вернулись к развилке и повернули, прошёлся позади телег, подметая дорогу. Теперь следы колёс вели только вниз по склону, к пастбищам, и если кто-то решит нас преследовать, то наверняка купится на эту простую уловку.
Даже настроение после этого слегка приподнялось, хотя большинство по-прежнему хмурили лица и тихо ворчали.
— Плохая примета — возвращаться, — буркнул Шон, когда я забросил потрёпанную ветку в кусты и подошёл к последней телеге.
— Приметы работают, только если ты в них веришь, — ответил я.
Шон сплюнул и постучал по дереву.
— Вот увидишь, — сказал он. — Тогда поймёшь.
Таким образом можно будет любую неприятность списать на плохую примету. А в том, что неприятности обязательно будут, я даже не сомневался. Даже если вдруг спустится ливень, и весь порох вымокнет, это уже можно будет считать за неприятность, которую мы навлекли этим возвращением.
— Ща как придём в этот, Сан-как-его-там... — буркнул Робер.
— Фелипе, — подсказал Рябой.
— Ага. А там форт с пушками, — добавил Робер.
— Значит, возьмём ещё и пушки, — пошутил я, но никто не засмеялся.
Все только покосились на меня удивлённо, будто приняли мои слова за чистую монету. Но я не настолько ещё обезумел, чтобы нападать на город всемером. Семь с половиной, если считать раненого Эмильена, восемь, если Феб будет гавкать на испанцев. Хотя идея разграбить какой-нибудь городок казалась весьма и весьма заманчивой, особенно, после сожжённой плантации. В любом, даже самом захудалом, городишке найдётся в разы больше добычи, чем там. А чем больше добычи — тем лучше.
— Шутка, — пояснил я.
— А-а-а... — понимающе закивали буканьеры.
Мы и в самом деле приближались к Сан-Фелипе. Порой с дороги просматривался вид на море, далёкие маленькие домики и каменный форт, и чем ближе мы подъезжали, тем сильнее приходилось нервничать. Начали попадаться прохожие, впрочем, на нас внимания особо не обращали, только один старичок, едущий верхом на старенькой кляче, приложил руку к шляпе.
— Buenas noches, señores, — сказал он.
— Buenas noches, — отозвался я.
Он проехал мимо, насвистывая какую-то песенку, а я подождал, пока он отъедет подальше.
— Больше ни слова по-французски, señores, — сказал я каждому.
— Си, синьор эль капитан, — с жутким акцентом осклабился Шон.
Мы наконец доехали до ещё одной развилки, только в этот раз две дороги сливались в одну, ведущую в Сан-Фелипе. Крыши города уже виднелись вдалеке, и можно было расслышать звон колоколов, доносящийся с церкви апостола Филиппа. Другой церкви в городе с таким названием и быть не могло.
Блестящее в закатных лучах море переливалось и искрилось, и я мог даже разглядеть белые пятнышки парусов на горизонте и качающиеся скорлупки на рейде. Вечерний бриз поднимал на воде мелкую рябь, гнал волну прочь от берегов Испаньолы, в открытое море, и я чувствовал, как этот же бриз тянет меня туда.
