У всех троих не было глаз.
Их отсутствие старухи не спешили маскировать повязками и лентами. Сперва показалось, будто эти жуткие черные впадины — и есть их глаза. Огромные, они смотрели прямо на Деми, через ее глаза — внутрь ее души. Рыскали там, точно голодные звери. Искали вкусные косточки — то ли секреты, то ли грехи.
Глаз — один на троих — все же обнаружился в руке самой высокой и самой старой старухи. Хрустальный, он был медальоном нанизан на серебряную цепь. Старуха повела им в воздухе и, шамкая, произнесла:
— Где та, о которой ты нам рассказывала, Кассандра?
— Где-где? — выхватывая глаз-медальон, подалась вперед другая.
— Где Пандора? — прошамкала третья.
Деми вжалась в стену, а пророчица осталась невозмутима.
— А вот и отправленная утром весточка…
— Что говоришь? — глуховато спросила высокая старуха.
— Говорю, я еще не рассказывала вам о Пан… А, впрочем, неважно. Я рада, что вы пришли.
Пока Кассандра рассказывала сестрам об амнезии Деми, Ариадна шепнула ей на ухо:
— Не думаю, что вас будут представлять друг другу, так что представлю я. Итак, седые от рождения сестрицы Грайи. Самая худая, почти истощенная — это Дино, самая дряхлая — Пемфредо, Энио — с самым зловещим выражением лица. Они колдуньи, и, как ты, наверное, уже догадалась, провидицы. Могут видеть грядущее и даже не сбывшееся.
— Это как?
Ариадна вздохнула.
— В одну из прежних моих инкарнаций они уже врывались вот так в пайдейю. Радовались, что мы наконец отыскали Пандору. И мы радовались, а зря. То ли колесо судьбы не сделало нужный поворот, то ли одна из нитей мойр была не вовремя обрезана, то ли что-то иное мне помешало… Как бы то ни было, я так тебя и не нашла, но до конца жизни жила этой надеждой, что еще один день, что вот-вот…
Деми будто током пронзило. Каково это — положить на алтарь всю свою жизнь ради призрачной надежды? И той, что заключена в древнем пифосе, и той, что олицетворяли поиски Пандоры…
— Ты хоть успевала… жить? — сдавленно спросила Деми.
Ариадна отвела глаза.
— Поживу, — с пылом, что не слишком вязался с ее мягкой натурой, после недолгого молчания сказала она. — Когда небо над головой перестанет быть алым. Все свои жизни, Деми, я живу ради этого дня. Потому я так тебе рада.
Деми смотрела на нее во все глаза. Ариадна едва ее не благодарила. Ту, что все это и начала.
Грайи вертели Деми как куклу, жадно ее разглядывая.
— Не помнит, значит, — шипела Энио.
Ей не достался глаз, а потому старуха решила, что имеет полное право щипать Деми за щеки. Болезненно. Очень болезненно. Деми едва сдержалась, чтобы не сбросить с силой ее руку со своих щек. Стоило ли гневить колдуний? Положение спасла Ариадна — просто молча заслонила ее собой. Энио, разочарованно кривя губы, отступила. Ни дать ни взять — ребенок, у которого отобрали новенькую игрушку.
Грайи загалдели, перебивая друг друга:
— Барьер вижу…
— Заслон…
— Скрепы на памяти…
— Замки и цепи…
— А под ними — тьма…
— Тьма…
— Тьма…
Деми вздрогнула. К счастью или к сожалению, но размытые фразы — все, чего удалось от них добиться. Кассандра выглядела разочарованной.
Грайи наконец ушли, и дышать стало легче.
— Закрывайте окна барьерами, — приказала пророчица. — Ночь идет.
[1] Ирида — богиня радуги и вестница богов. Благодаря радуге она путешествует по миру со скоростью ветра и может спускаться на землю, в морские глубины и даже царство Аида, чтобы донести послания смертным с самого Олимпа. Искры Ириды разносят разного рода вести по всей Алой Элладе.
[2] Пайдейя (др. — греч. παιδεία «воспитание детей») — категория древнегреческой философии, соответствующая современному понятию «образование»: определенная модель воспитания. Школы в Алой Элладе стремятся соответствовать идеалу пайдейи, сформулированному Аристотелем — гармоническому телесному и духовному развитию человека, реализующего все его способности. Отсюда и их название.
Глава седьмая. Перед рассветом
Переход к ночи оказался стремителен. День погас, словно кто-то выключил лампочку на небе — свет, наполняющий воздух, просто потух. Кассандра объяснила это тем, что Гемера-День, что вместе с Гелиосом-Солнцем была на стороне Зевса, с матерью Нюктой старалась не встречаться. Как только приходило время ночи, Гемера исчезала, забрав с собой дневной свет, и без того искаженный вечно алым небом.
Незнакомая девушка внесла в комнату две «лампы» — прозрачные длинные тубусы из тонкого стекла, внутри которых бились молнии, что давали яркий, но неровный свет. Деми обвела взглядом пространство комнаты, ненадолго остановившись на лицах каждого из присутствующих: Харона, мрачно созерцающего тьму за окном, в которой разглядеть что-то было невозможно, нервно покусывающую губы Ариадну и Кассандру, погруженную в свои размышления. В сторону Никиаса она предпочла не смотреть — достаточно и того, что ее кожа буквально горела от его тяжелого взгляда.
Вопросы роились в голове, и Деми не знала, с какого из них начать.
— На заре будь готова к тому, что мы займемся твоей памятью, — нарушила тишину Кассандра. — А пока отдыхай. Ариадна покажет тебе твои покои.
Вот так просто все было решено за нее.
— Идем, — тихо обронила плетельщица зачарованных нитей и вышла из комнаты.
Помедлив, Деми последовала было за ней, но ее остановил голос Кассандры — холодный, ровный и гладкий, будто лед на озере или промороженное стекло.
— Ариадна — милая девочка. Сколько я ее знаю, она всегда такая — сострадательная, доверчивая… иногда даже чересчур. Это черты не ее характера, изменчивого, как сама человеческая суть, а ее души. Порой новая жизнь Ариадны была еще тяжелее предыдущей, но какие бы испытания ни выпали на ее долю, она оставалась прежней — девочкой, девушкой, женщиной и старухой, которая видит в людях только самое хорошее, даже лучше многих других зная о темной стороне человеческой души.
Деми поняла, почему Кассандра заговорила об Ариадне. Будучи частью команды под явным лидерством Кассандры, она стояла особняком лишь в одном — в отношении к Деми. К Пандоре.
— Не буду скрывать, я не похожа на нее. Я не могу позволить себе такую роскошь, как доверие чужакам. Не сейчас, когда идет война. Когда предают, переходя на темную сторону, сторону Ареса, даже самые родные. Потому что боятся, что нам — весьма условно светлым — не выиграть этой войны. Я не хочу обвинять тебя в том, что случилось века лет назад, хотя это прошлое, которое стало нашим настоящим. Но тебе придется заново заслужить наше доверие, доверие всей Эллады. За то, что каждый день из-за тебя гибнет кто-то из нас.
