Удивительно, сколько таких тайных частей было в этих зарослях – то беседки, то пруды, то, глядишь, и старые сокровищницы. Те, кто почитал власть и прислуживание ей величайшим благом с возможностью получить побольше денег, редко искали что-то в глубине. Им было достаточно посидеть с правителем в главной беседке, располагавшейся на виду, да погулять по выложенным ровными камнями дорожкам. Не все Великие генералы пошли бы по едва заметной в траве тропке мочить ноги в каком-то пруду, хотя военным должно было быть без разницы на такие мелочи после недель и месяцев в грязи, снегу или где похуже.
«Тебе две тысячи лет, старая ты развалина,– мелькнула в голове мысль,– живёшь третью жизнь, и вдруг решил беспокоиться о том, кто и почему убил твоих родителей? Где ты был предыдущие два раза?»
Было бы проще, имей он возможность проконсультироваться с другими представителями своего вида, но так уж вышло, что нация суламаррэ дружно вымерла в конце Второй Эпохи. Не полностью, иначе Самаэль не срывался бы на разговоры сам с собой, сидя на островке посреди пруда во дворце Владыки Эрейи.
В начале Третьей Эпохи, шедшей и поныне, чистокровных суламаррэ насчитывалось порядка пяти тысяч. Казалось бы, достаточное количество, чтобы выжить и вернуть себе былое величие, разросшись. Однако, в их традициях была тяга к сохранению чистокровности, что привело к бракам исключительно внутри этих пяти тысяч. За два века осталось две с половиной тысячи, а дети рождались либо с жуткими отклонениями, либо мёртвыми. Постепенно это, а так же святая вера некоторых народов, что сердце суламаррэ сделает съевшего его всесильным, поспособствовали вырождению. Чуть меньше, чем две тысячи лет назад, умерла последняя, каким-то чудом прожившая достаточно долго и каким-то чудом сумевшая дать рождение чистокровному ребёнку.
Преимуществом чистокровок перед любой нацией было то, что они, умирая, не прекращали своё существование, в последующем цикле, если и появляясь вновь на земле, то без памяти о себе прошлом, а шли дальше. Самаэлю нынешнему было всего шестьсот лет, но это не мешало ему до сих пор неплохо помнить имена и внешность своих родных и друзей из предыдущего «захода». Постоянное кровосмешение было тем, что значительно подорвало эту способность – начали происходить вещи, которые мало кто мог объяснить.
Несмотря на то, что в целом не имел никаких особых отклонений, Самаэль знал, что одна вещь в нём была неправильной: сколько бы циклов не прошло, он всегда рождался с одной и той же внешностью, а за счёт остававшихся воспоминаний о себе прошлом выходило, что уже две тысячи лет по миру Каэрлие радостно шагал стандартный, принятый за норму сам для себя, один и тот же во всём суламаррэ.
Забавно, хотя делиться этой шуткой он ни с кем не планировал.
Цикличность жизни, когда, умирая, ты знал, что в скором времени вновь родишься и будешь помнить все о себе прошлом, накладывала отпечаток в виде достаточно скудной эмоциональности. К потерям близких и родных привыкал, многие вещи, в первый раз казавшиеся восхитительными, на сотый раз уже не впечатляли совсем. Забывать тоже начинал, когда воспоминаний становилось слишком много, и разум начинал отбрасывать слишком давнее. Он помнил имена первых родителей, но вот описать внешность уже смог бы с трудом. Из-за этого возникало ощущение, будто он был реликтом, и в какой-то степени это было правдой.
Теперь третий раз живущий, однообразный реликт вдруг решил, что неплохо было бы пострадать о своей судьбе. Решил, что будет фыркать и обижаться на единственного, с кем порой можно было поговорить по душам, за убийство очередных родителей.
На этот раз что-то было не так. В этом цикле ему было действительно больно, тяжело, и действительно не хотелось оставаться с Айоргом один на один, потому что боялся.
Наверное, это тоже было какое-то отклонение, вызванное кровосмешением предков.
Поблизости плеснула вода, и Самаэль, резко выдернутый из своих мыслей, вскинулся, хватаясь за оружие. Не ожидавший компании, он сам своим поведением не меньше напугал девушку, в которой при ближайшем рассмотрении узнавалась вдова Владыки.
Вскрикнув испуганно, она шагнула назад и ожидаемо оступилась на скользких камнях, лежавших на берегу.
– Простите!– чувствуя себя раздавленным окончательно и бесповоротно не только внутренними проблемами, но и внешними, Великий генерал кинулся помогать вдове.– Ваше Сиятельство, простите. Позвольте помочь.
Оливия, сидя в воде и чувствуя, как постепенно пропитывается влагой и тяжелеет без того нелёгкое платье, поначалу опешила. В последнюю очередь она ожидала увидеть кого-то в месте, которое ей доверительно показала её же самарта, но даже это вдруг отошло на задний план: никто не зудел над ухом о том, что так, как она, супруге Владыки себя вести нельзя. Прежде, когда правитель был ещё жив, с Олли везде норовила таскаться его сестра, сделавшая своим долгом поучение супружницы брата, но теперь ни одного из детей Мортема рядом не было.
Взглянув на ждавшего разрешения помочь – без дозволения к супруге Владыки не имел право прикоснуться даже регент, не говоря уже о тави – мужчину, Олли опустила плечи и рассмеялась.
– К чёрту!– ударив ладонями по воде, широко улыбнулась она,– не просите прощения, тави. Я сама виновата, да и не такая уж это трагедия.
– Простите,– ещё раз произнёс Самаэль, глядя вниз, но так, чтобы на всякий случай иметь в поле зрения хотя бы кромку её платья.– Если честно, не ожидал, что здесь ещё кто-то бывает.
Все ещё сидя в воде, вдова Владыки внимательно присмотрелась к генералу. Она не встречала его раньше, потому что была уверена, что запомнила бы такого видного человека, цеплявшего глаз внешностью и в особенности чертами лица, будто вырезанными раскалённым ножом по льду. Слово «красивый» так и крутилось на языке, но внезапно звучало пошло и блёкло.
– Меня зовут Олли, Ваше Превосходительство,– улыбнувшись, девушка протянула тави руку.– Я вдова Владыки Фикяра, на меня можно поднять взгляд и мне можно помочь.
Он тут же шагнул к ней, подхватывая под руки и вытягивая из воды. Осев на траву, Олли снова негромко рассмеялась, между делом раздумывая, выжимать юбку или нет: платье ощущалось неимоверно тяжёлым.
– Самаэль Гринд,– тави кивнул, возвращаясь на то место, с которого его прежде спугнула девушка.– Рад знакомству, Ваше Высочество.
– Можно просто Олли.
– Нельзя,– Самаэль коротко усмехнулся, упираясь затылком в ствол дерева и закрывая глаза.
Олли с некоторым запозданием поняла, почему он не остался рядом с ней, а вернулся на своё место в паре метров. Генерал оказывался скрыт тенью и листвой саликсы, поэтому, вздумайся вдруг кому из ворчливых придворных забрести сюда, они бы решили, что вдова Владыки сидит в гордом одиночестве и греется на солнце.
– Я раньше Вас не видела,– после пары минут молчания произнесла Олли, все же начав выжимать юбку.– Вы недавно получили назначение?
Обернувшись, она увидела, как Самаэль приоткрыл один глаз и с нескрываемой иронией заломил хищно изогнутую бровь.
