– У меня были подозрения, что не просто так Пантеон вдруг стал шёлковым. Давайте, сударь регент, опечальте меня.
– Он обещал Василиску возвращение Первородным права участвовать в политике страны,– выдал всю контору разом Ноктис.
Перевертыша хотелось ощипать, но он, с другой стороны, был прав: отношения с Самаэлем и так были каждый день на грани краха, чтобы теперь, когда он чётко услышал разговор о Короле богов, пытаться отрицать очевидное.
Некоторое время Самаэль молча смотрел на затихшего и вновь заснувшего перевертыша. Айорга хватило только на то, чтобы кивнуть, после чего он предпочёл вновь отвернуться и рискнуть докурить в относительном спокойствии. Тави ведь никогда не был глупым ребёнком, он должен был понять суровую необходимость.
Возможно, ценность договора с Первородными несколько падала при условии, что у валакха был тот, кто смог за сутки устранить главного противника и заставить глав ведомств смириться с неизбежным, но на тот момент ещё не было уверенности в лояльности к друг другу.
– Забавно,– наблюдая за Ноктисом, пробормотал первый тави.– Не думал, что ты шутить умеешь.
– Я и не шучу,– беззлобно огрызнулся Айорг, бросив взгляд на друга.– Сделаем все так, как это было до Джартаха Неповторимого.
У Самаэля вырвался смешок, больше похожий на резкий прерывистый выдох.
– Конечно, да,– положив руки на перила беседки, он улыбнулся.– Если ты хотя бы заикнёшься об этом на интронации, можешь забыть про себя в роли Владыки.
– Это ещё почему?
– Возможно, потому что у армии есть свои причины не любить Первородных. Или ты не помнишь, что послужило причиной решению Неповторимого?
Приходилось мириться с очевидным: Джартах спас страну от развала. Нынешние богословы и некоторые учёные могли сколь угодно долго плеваться ядом и пытаться убедить окружающих, что он был самодуром и мужеложцем, у которого в голове не было ни одной связной мысли, но как минимум один из ныне говоривших имел удачу быть современником правителя. В те времена у Айорга не было ни капли желания что-то делать при дворе, но пару раз он заглядывал на местные междусобойчики просто из интереса, и за Владыкой в эти пару раз наблюдал.
То был живой, удивительно проницательный молодой мужчина, и в сравнении с ним Мортем проигрывал по страху, который можно внушать подданным. Жестокий был фигурой пугающей из-за своей склонности к насилию, Неповторимый – из-за взгляда ярких карамельного цвета глаз, на дне которых были злоба и вековая мудрость, впитанная им на родине матери-ифритки, где Джартах долгое время учился.
Он был весь, будто олицетворение Геенны, и при поверхностном взгляде не вызывал никаких эмоций, кроме снисхождения – многие на этом уровне и оставались. Они, как многие купцы, распускавшие слухи об упаднической ситуации в ифритовых землях, не хотели посмотреть дальше внешней канвы в виде портовых городов, где жизни толком и не было – только вахтовые рабочие, для которых главным было принять товар и повезти его вглубь страны.
Ходил слух, что Джартах Неповторимый хотел сжечь не только многочисленные, на тот момент заполонившие собой библиотеки, богословские труды. До сих пор у пары исследователей гуляла злая шутка о том, что он поначалу приказал подпалить и Первородных, но ему сказали, что так не пойдёт, и Джартах «смилостивился»: «Тогда заприте их в Пантеоне и не давайте им сунуть носа за порог».
Причина тому заключалась в самих Первородных, которые почувствовали себя хозяевами положения и стали игнорировать обязанность советоваться с правителем и его ближайшими сподвижниками прежде, чем предпринимать какие-то действия внутри страны. Владыка буквально поймал их за руку, когда святое семейство готовилось распустить половину армии за ненадобностью и вместе с тем необходимостью доказать, что империя – страна крайне мирная, любящая всех и каждого. Когда услышал об этой вести, Айорг не сдержал смешка: его младший брат был сборищем противоречий, имевший в Пантеоне маленькую армию, но при этом желавший лишить всю империю основной мощи.
На то, чтобы отказать Первородным в праве влиять на что-то, кроме религиозной ветви, сподвигла и ситуация в империи в целом: за годы присутствия святого семейства при дворе страна превратилась в богобоязненное, отчаянно поклонявшееся своим богам сборище, которое рвало на части неверных вроде веровавших в Птицу, возводило Первородным алтари и бросалось на каждого чужестранца с целью принести в жертву. Участь несколько раз быть названным «неверным» и «подходящим для дара» выпала и Владыке Джартаху, наполовину ифриту.
Было предельно ясно, почему Василиск и остальные в Пантеоне рвались обратно к власти: в последние годы число их прихожан практически не возросло. В отсутствие посреди городов огромных святилищ и статуй народ стал относиться к вере в Первородных спокойнее, и многие разве что поминали их к месту и не к месту, но никак не спешили молиться им каждый день по нескольку раз. Меньше прихожан – меньше умов, на которые можно влиять, и, конечно же, меньше средств к существованию. Какое пожертвование могла дать крестьянка, за подол которой цеплялись десять малолеток? Палку? Кусок хлеба? А все пантеоновское золото, тем временем, надо было содержать в идеальном состоянии.
– Никому не нужны эти жадные до нашей казны пацифисты,– озвучил и без того очевидную мысль Самаэль, свесив руки с перил.– Ты знаешь это не хуже меня. Империя без них справлялась пару тысяч лет, справится и дальше.
– Знаю,– Айорг нахмурил брови и постучал себя пальцем по слегка вздёрнутому кончику носа.– Но ведь с другой стороны, они могли учесть ошибки прошлого. Да и я буду всегда на чеку, следить за-
– Правда?– перебил его тави, выглядя донельзя скептично настроенным.– Правда, клыкастый? Ты думаешь, я поверю, что ты это делаешь из каких-то благих побуждений, а не из-за твоего идиотского желания стать Королём богов? Сколько, мать твою, лет уже прошло?
– Какая разница, сколько лет прошло? Если я говорю, что смогу контролировать процесс, значит, смогу.
Самаэль помолчал и, как казалось, обдумывал самый язвительный и неприятный ответ, но оказалось в последнее время священной обязанностью тави было не оправдывать регентовских ожиданий. В конце концов он просто улыбнулся и, напомнив, что через пять минут все ждут будущего Владыку для интронации, ушёл.
Проводив его взглядами, Ноктис с Айоргом переглянулись.
– Этот мальчишка меня в могилу сведёт,– валакх с усталым вздохом поднялся и надел тёмно-фиолетовый кафтан с золотой широкой оторочкой.
– Он ведь блефует,– осторожно предположил перевёртыш, следя за тем, как хозяин подвязал тонкие нити, незаметные снаружи, но державшие полы халата сведёнными вместе достаточно крепко.– Армия не может просто вот так встать и уйти даже, если им не нравится присутствие Первородных.
– Дело не в том, что она просто «встанет и уйдёт»,– пробормотал Айорг, выправляя широкие длинные рукава в разрезы для рук в длиннополом жилете с воротом из белого меха.– Василиск может их извести. А так как за его присутствие при дворе ответственен я, армия отвернётся от меня, как от союзника Первородных.
