Я даже растерялся немного. Он что издевается или это у местных шутка такая? Да я бы хлев для свиней получше обустроил! Собственно что–то в этом роде я и хотел уже было высказать обнаглевшему селянину. Вот только реакция моих спутников остановила. Молча, словно такой ночлег тут был в порядке вещей, Лузга, а следом за ним и Марк, прошли к дому, и немилосердно скрипнув давно не смазанной дверью вошли вовнутрь. Мда… Похоже, не шутил щербатый, притащив нас сюда. Определённо не шутил.
— Пошли. Чего встал? — грубовато ткнул меня кулаком Гонда, кивнув в сторону развалюхи. Решив отложить претензии до лучших времён (Гонде виднее, когда можно права качать, а когда в две дырочки посапывать), я тоже вошёл в дом. Внутренний интерьер помещения, не пожелав приятно разочаровать, вполне соответствовал внешнему виду сооружения.
Мебели в избе не было. Вообще. К одной из стен скорбно привалилась маленькая скособоченная печка без дымохода. Рядом с ней лежала жалкая кучка хвороста. В противоположном углу, прямо на земляном полу, валялось с десяток грубо набитых соломой тюфяков, донельзя грязных и, похоже, являвшихся местным аналогом постели. Импровизированные окна, коими являлись многочисленные щели, почти не пропускали света и, если снаружи, только начинало смеркаться, то тут уже было довольно темно. Сильно пахло перепрелым сеном и чем–то ещё, значительно менее приятным. Спартанская, в общем, обстановочка. Ликург был бы доволен. Впрочем, моих спутников это не сильно смущало и, скинув с плеч опостылевшие за день мешки, они уже по–хозяйски оглядывали наше временное пристанище. На мгновение стало ещё темней и в сарай, следом за мной, вошёл щербатый.
— Какой–то неповоротливый твой дружок, — дружелюбно обратился он к Гонде. — То от волколаков убегая, еле ноги передвигает, то у хаты замер, как будто берыгу перед собой увидел. Зря ты взялся ему помогать. Во–первых, намучаешься весь, а во–вторых, без пользы всё это. Такие квёлые долго не живут. Не схарчат, так башку оторвут али ещё чего, — мужик усмехнулся и укоризненно покачал головой: — Да ещё и без корысти. Виданное ли дело?!
— То дело моё, — нехорошо ощерился Гонда. — Ты лучше скажи, почто дров так мало? Да и где вы эти ветки взяли? Кустики у забора порубили, что ли?
— Не Гонда. Это осиновые чурки, — флегматично заметил Марк. Он уже вытащил из кучи один из тюфяков и, подтащив поближе к печке, начал на нём устраиваться. — Они и прогорают быстро, и жару почти не дают.
— Тут дров и на час не хватит! — зло поддержал Гонду Лузга. — А ночи сейчас уже холодные. Чай осень, не лето!
— Да мы сами такими топим, — забегал глазками щербатый. — Лес то далече, а там волколаков полно. Сами же ели ноги унесли!
— Ты мне зубы не заговаривай. — Гонда был непреклонен. — Волколаки днём обычно на людей не кидаются, тем более осенью, когда дичи много. Спугнул их кто–то более страшный или нечисть, какая зашевелилась. По обычаю, вы должны дров выложить, чтоб до утра хватило. Или мне до Невродна дойти? Он как раз до вашей деревни зол!
— И чего разгалделись? Донесём мы вам дрова, — новая тень перекрыла свет в дверном проёме. — Сами сопляки ещё, а гонору, — староста в почти новом, не заляпанном кровью тулупе, важно прошествовал на середину избы. За ним шустро проскользнула женщина средних лет и, положив прямо на пол, начала шустро развязывать довольно внушительный узелок.
— Я вам харч знатный принёс, а вы зубы скалите! Даже вару немного налил, чтоб оплошку с воротами нашу, значитса, загладить. Ну и спасение ваше чудесное отпраздновать. Видно Трое сегодня с вами были, — Никодим обвёл нас взглядом и выразительно, давая прочувствовать оказанную честь, добавил: — Со своего стола гостинцы принёс. Расстарался! — и, махнув рукой, добавил. — А в дорогу жратвы вам Глашка опосля занесёт. Отведайте, что Трое послали.
Расстелив на земле огромный потёртый платок, женщина, со знанием дела, разложила на нём нехитрую снедь: с десятка два яиц, уже крупно нарезанные куски сала, также порезанные пополам помидоры, довольно крупные огурцы, изрядный пучёк лука и котелок ещё тёплого, с потрескавшейся шкуркой отварного картофеля. Посреди этого изобилия внушительно угнездилась пузатая глиняная баклажка с мутноватой, дурно пахнувшей жидкостью. Мои спутники, оживившись, быстро расселись вокруг. Староста, не чинясь, уселся рядом на шустро принесённый бабой матрас и ловко разлил жидкость по кружкам.
— И ты седай, Тимофей, — повернулся Никодим к щербатому. — Чего встал?
— Стока народу спаслось, дядька Никодим, — с готовностью согласился тот, беря в руку кружку. — За это только Лишний выпить откажется, — и улыбнулся так, по–доброму, будто и не он ворота перед обозом закрывал.
Мужики выпили и, шумно выдохнув, потянулись к закуске. Я немного поколебался, с сомнением рассматривая мутноватую жидкость, но посмотрев на остальных, всё же решился. А чем чёрт… то есть этот… Лишний, не шутит. Денёк сегодня для меня выдался, прямо скажем, не лёгкий. Расслабиться просто необходимо. А то так и умом тронуться недолго. Ну и Силантия, пожалуй, помяну. Вот вроде, и паскудный был человечишко, и получил по заслугам, а на душе муторно. До сих пор в ушах его вопль стоит.
Вонючая гадость, только попав в рот, тут же настойчиво стала проситься обратно, но я проявил характер и вышел победителем из этого непростого поединка. Желудок обожгло жаром. На глазах выступили слезы. Меня добродушно похлопали по спине, сунули в руку огурец.
— Это да. Везучие вы, — продолжил между тем Никодим. Он смотрел хитро, с прищуром, словно выворачивая своим взглядом наизнанку. — Двое, правда, сгинули, — староста огорчённо вздохнул и тут же злорадно оскалился: — А ещё двоим воям Невронд скулы набок посворачивал! Но то их вина, не наша. И за каким волколаком их Лишний наперёд обоза понёс? Совсем видать голову от страха потеряли. А без головы на плечах здесь долго не проживёшь.
— Твоя, правда, дядька Никодим, — Тимофей зацепил изрядный кусок сала и начал смачно его уплетать. — По нашей жизни пошустрей надо быть, — и, укоризненно так, посмотрел в мою сторону.
— Это да, — Никодим, даже не притронувшись к еде, продолжал пытливо нас оглядывать. — А почто вас так мало то? Чай не одну деревню обоз прошёл, коль обратно в Вилич катит. Аль кроме того бедолаги, ещё кого в дороге потеряли?
— А тебе то, что за дело? — исподлобья взглянул на него Лузга.
— Дык староста я тутошний, — весело оскалился в ответ дед. — Мне до всего здесь дело есть. А до пришлых, которые за собой волколаков к деревне притаскивают, в особенности, — в голосе старосты проскользнула сталь, тут же сменившаяся добрым участливым тоном. — А тебя что в твоей деревеньке вежеству не учили? Иль ты думаешь, что раз ты недошлёпок, теперича, так я тебя и проучить уже не смогу?
«Как бы бока не намяли», — подумалось мне. — «Или, что ещё хуже, за забор не выкинули в гости к волколакам. С этого станется. Вон как зло зыркает».
Только Лузга и не подумал пугаться.
— Волколаки за обозом жреческим пришли, — веско произнёс он, пристально разглядывая старосту. — Мы лишь при нём были. Да и уберутся они отсюда вскоре. Сам знаешь. Побегают и уберутся. Что им тут делать то? На стены то лазить они пока не научились. Небось, уже ушли.
