— Ушли проклятые, — спокойно согласился Никодим, словно и не было у него только что стычки с Лузгой. — В сторону Вислого оврага подались.
— Огромная стая, — задумчиво заметил щербатый, забрасывая в рот картофелину. — Десятков пять голов, не меньше. Что–то рано они вместе сбиваться стали.
— Ушли то, ушли, — задумчиво сдвинул брови староста. От его весёлости и следа не осталось. — Как бы вокруг деревни кружить не начали. Эти могут.
— Эт вряд ли, — не согласился Тимофей, продолжая аппетитно чавкать. — До зимы ещё далеко. Не должны они шибко голодными быть.
— Эти зверюги всегда голодны. Сколько не дай! — вздохнул Никодим. — И днём на охоту вышли! Когда такое бывало? — староста горестно вздохнув, ловко наполнил кружки. — Выпьем. Чего её жалеть? Завтра ещё принесу. Вы всё равно навряд ли поутру уедите.
— А что же нам может помешать? — напрягся Лузга. В его голосе, несмотря на вызов, проскользнули нотки неуверенности.
— Так сами же, только что, ели ноги от волколаков унесли, — ласково, словно деревенскому дурачку, начал объяснять староста. — А ежели они не ушли далеко? Захочет ли отец–послушник рисковать? Ему шибко спешить некуда. Ему важней пятину в целости довести и головы своей при этом не сложить. Так что думаю, ещё трошки, вы у нас погостите.
— Ну, это как Трое решат, — примирительно заметил Тимофей, потянувшись к баклажке.
Дальнейшее мне запомнилось смутно. То ли вар этот слишком крепким оказался, то ли питок из меня никудышный, но развезло меня крепко. Помню, что ещё пару раз выпивали, потом я, вроде, уговаривал заспешившего куда–то Никодима остаться и не рушить компанию, затем заливисто смеялся шуткам, начавшего хохмить Тимофея, клялся в вечной дружбе Гонде, успел поцапаться с Лузгой, потом…. Потом вроде кто–то меня куда–то потянул, жарко нашёптывая на ухо, потом…
Ведро ледяной воды, окатившей с ног до головы, резко привело в чувство. Я зло выматерился, непроизвольно мотнув головой, зябко передёрнул плечами и огляделся по сторонам, в поисках кандидата в набитие морды.
Открывшаяся картина, откровенно говоря, мне совсем не понравилась. Наступила ночь. Деревня погрузилась во мрак, который лишь подчёркивали пара тускло светящихся окон в доме неподалеку. И лишь огромная, с большую тарелку луна, нависшая, казалось бы, прямо над головой, позволяла хоть что–нибудь разглядеть.
Я стоял возле примеченного мною ранее колодца. Рядом, отчаянно ругаясь, отряхивалась давешняя Глашка. Ну, та, что еду нам принесла. Судя по всему, часть водяного душа перепала и ей. Возле колодца же, деловито сопя, копошился Гонда, как раз, в этот момент, извлекая очередную порцию воды.
— Ты что рехнулся?! — накинулся я на друга, непроизвольно сжав кулаки. — Ты что творишь?!
— Очухался, значит? — ничуть не смутился тот. — Ну что? Соображать начал? — Гонда в раздумье покосился на ведро в руках. — Или ещё добавить?
— Да чтоб ты сам в это ведро окунулся и вместе с ним в колодец провалился! — решила конкретизировать свои ругательства Глашка. — Нерюх ушастый!
— Эк сказанула! — впечатлился тот и повернулся ко мне. — Не братишка, тебе много пить нельзя! Совсем соображать перестаёшь. Я тебе талдычу, талдычу, а ты даже слов не слышишь. Прёшься вслед за этой, — Гонда презрительно мотнул головой в сторону, продолжавшей рекламировать его достоинства, Глашки. — Прям как баран в стойло! — мой друг сокрушённо покачал головой. — Прав Тимофей. И как ты до своих лет дожить умудрился! Просто чудо какое–то!
— Да что случилось то? — меня затряс озноб, то ли от холодной воды, то ли от страшной догадки.
— То и случилось, — буркнул в ответ Гонда и, повернувшись к продолжавшей голосить бабе, зло процедил. — Да угомонись ты уже. Видишь, не вышло у вас ничего.
— Не вышло и не вышло, — неожиданно сразу успокоившись, передернула плечами та. — А только зря ты вмешался. Ему всё рано до города не добраться. Не здесь, так в другом месте переймут. А я бы его напоследок приласкала! — Глашка окинула меня откровенно наглым взглядом. — Он симпатичный.
— Старосту вон ласкай, — окрысился Гонда. — Или Тимофея!
— Спасибо за заботу, друже, — обрадовался Тимофей, выходя из–за угла дома и встав аккурат между дверью и нами. За его спиной нарисовались ещё трое угрюмых мужиков. — Ты я гляжу, за всех переживаешь. И за меня, и за ущербного этого, — кивнул щербатый в мою сторону. — Тебе бы не ушлёпком быть, а в жрецы податься!
— Это уж как Трое решили, — Гонда напрягся, засунув руку за пазуху.
Я, поняв, что дальнейшая беседа не сулит нам ничего хорошего, быстро схватил довольно увесистый камень валявшийся возле колодца. Пальцы до боли в суставах стиснули ребристую поверхность.
Чёрт. Нужно каким–нибудь оружием в будущем разжиться! Если, конечно, оно у меня будет — будущее это. На душе стало паскудно. Похоже, из этой жопы мне уже не выбраться. Ладно сам сгину, так ещё и друга за собой утяну. Прав Тимофей — нечего со мной нянчиться было!
— Да вы не суетитесь так., — Тимофей с интересом наблюдал за нашими с Гондой телодвижениями. — Неужто же десяток мужиков с двумя сопляками справится, не смогут?
Я, ещё больше похолодев, обернулся и увидел, как с другой стороны надвигаются ещё несколько тёмных фигур.
— А проблем со жрецами не боитесь? — вкрадчиво поинтересовался Гонда. — Совсем вы обнаглели. На постое изгоев вязать.
— На каком постое? — деланно удивился, потихоньку приближаясь, Тимофей. — Кто видел то? Подорожнички ваши спят без задних ног, а больше послухов и нету. Сами вы сбежали. Как есть сами! — Щербатый сокрушённо взмахнул руками. — Ну, это не беда! Мы отцу–опричнику повинимся за недосмотр и пообещаем его исправить. Всей деревней ловить будем! — Горячо заверил нас Тимофей. — И если Трое благословят, обязательно со временем споймаем, — и задорно подмигнул мне, гадёныш.
— Думаешь, послушник поверит? — решил вмешаться в разговор я. — Со стигмой убегать, дураков нет. Тем более, вдвоём.
— Не поверит, конечно, — легко согласился со мной Тимофей. — Только ему дела нет до вас. Раз такие олухи, что схватить себя дали, значит, на то воля Троих будет. А жрецам и князю сплошная польза. И вас вернут, и ещё шестерых в довесок получат!
— А не боишься, что я заору сейчас? — сухо поинтересовался Гонда, напряженно всматриваясь в Тимофея. — Вои, вон, по соседству ночуют, — кивнул он на освещённые окна. — Не спят ещё, поди.
— Ещё как спят, — неожиданно подала голос Глашка. — Дядька Никодим их от души напоил. А меня послал, только когда убедился, что спят все крепко, — баба причмокнула губами и звонко рассмеялась. — Тяжко им завтра будет. Уж точно не до вас!
— Ну, хватит из пустого в порожнее переливать, — похрустел пальцами щербатый, повернувшись к Гонде. — Ты парень ушлый. Это я сразу понял. Ты же для себя его, зачем то бережёшь, — кивок в мою сторону. — Но сейчас тебе бы самому ноги унести. Мы можем забрать вас обоих. Но этот малохольный, — и опять, сволочь, в мою сторону кивает, — кое в чём всё–таки прав. Двое из четверых — многовато. Поэтому уговор такой. Мы твоего дружка забираем, Глашке под крылышко. Она у нас баба горячая! — Тимофей сладостно причмокнул. — И ей в радость, и ему хоть какое–то утешение напоследок. А ты иди себе, досыпай. А поутру скажешь, что не видел ничего. А мы за то вам гостинцев с избытком занесём. И всем хорошо будет!
